Одна волна ушла, и тут же подошла вторая:
Снова гекзаметр повторил размеры волны.
Я еще ничего не понимал. Было ясно одно: протяженность звучания волны совпадает с протяженностью строчки гекзаметра. Я угадывал в этом какую-то тайну, хотя и уверял себя, что это не больше чем совпадение ритма волны и стихов.
Так возникла «тайна гекзаметра». Она появилась в Разбойничьей бухте и там же начала сгущаться, — именно с той минуты, когда девочка вышла из воды и я объяснил ей, как надо читать гекзаметр.
В общем, я понимаю, — ответила она неуверенно. — Но я только не понимаю, почему среди строки надо останавливаться и делать, эту… Ну, как это вы говорили… паузу.
— Цезуру, — подсказал я.
— Вот эту самую цезуру. Зачем она нужна? Без нее получается даже лучше. Вы прочтите, пожалуйста, про себя. И сами увидите.
Я прочел про себя гекзаметр о божественной эллинской речи. Девочка была как будто права. Но я не хотел сдаваться и ответил:
— В гекзаметре очень длинная строка. Чтобы ее облегчить, нужно сделать остановку. Только сейчас вы это вряд ли поймете.
Она улыбнулась и ничего не ответила. В ее улыбке я заметил оттенок некоторого превосходства надо мной. Девочка была еще в том возрасте, когда интересно ставить взрослых в тупик и спорить с ними из-за каждого пустяка.
Она ничего не ответила, но все же чувство превосходства надо мной у нее появилось. В конце концов оно должно было в чем-нибудь выразиться.
Когда мы возвращались в Коктебель по тропинкам над обрывами, в одном совершенно безопасном месте она вдруг сказала мне Родосом, не допускавшим возражений;
— Дайте мне руку! Я сама здесь не влезу.
Она уже начинала капризничать. Когда же мы прощались, девочка небрежно сказала таким же строгим голосом:
— Приходите завтра в Мертвую бухту. Я вам принесу сердолик. Вы таких никогда не видали.
Я понял, что при моем характере даже эта едва знакомая девочка станет командовать мной, как захочет. Поэтому я не пошел назавтра в Мертвую бухту.
Через несколько дней я встретил девочку на дороге к могиле поэта Волошина. Она осторожно вела под руку седую женщину в черных очках.
Девочка холодно кивнула мне и, ничего не сказав, прошла мимо.
— Что с тобой, Лиля? — спросила женщина в черных очках. — Ты вся вдруг сделалась как каменная.
— Я боюсь, чтобы вы не споткнулись, тетя Оля, — ответила девочка. — Тут очень плохая дорога.