— Да, представьте себе, господин советник, хотим доказать, — с достоинством произнес адвокат ответчика.
Эта остроумная шутка рассмешила господина советника. — Доказать, что старый Зеппль Ноови в семнадцатом столетии украл у графа Рюдигера фон Штаремберга двадцать миллионов?
— Мы действительно собираемся это доказать, — ответил адвокат.
К удивлению господина советника, журналистов в зале все прибывало, очевидно их предупредили о процессе честолюбивые адвокаты.
— Это что — всерьез? — хмуро взглянул судья на доктора Гартштейна.
— Совершенно серьезно.
— В самом деле? — Господин советник все еще не сдавался.
— В самом деле.
— Ну, а мне-то что в конце концов! — рассердился господин советник, отыскивая судейскую шапочку. — В таком случае мне наплевать, — проговорил он, напяливая ее на голову. — Так вот, значит, мы открываем… Стало быть, поступило исковое заявление… То-то и то-то, там-то и таким-то образом… — Монотонно зачитывая иск, господин советник земского суда окончательно перешел на серьезный, официальный тон. — Что вы имеете возразить?
Поднялся защитник ответчика доктор Гартштейн, поправил пенсне.
— Мы признаем, что господин Альфред Розенбаум, выступая на предвыборном собрании в «Золотом сердце Иисуса», округ Мариахильфе, употребил относительно господина Йозефа Ноови слова «старый негодяй и мошенник» и публично, в присутствии многих людей обвинил его в том, что он «украл у графа Рюдигера фон Штаремберга, защитника Вены от турок, двадцать миллионов крон»; и что «он владеет этой огромной суммой до сих пор, тайно храня ее в разных банках». Однако мы утверждаем, что слова «старый негодяй и мошенник» являются хотя и резким, но, несмотря на это, исключительно подходящим к данному случаю критическим определением действий господина истца, ибо господин истец Йозеф Ноови действительно украл у графа Рюдигера фон Штаремберга двадцать миллионов крон и тайно хранит их в банках. Просим досточтимый императорско-королевский окружной суд рассмотреть имеющиеся в нашем распоряжении доказательства истинности этого.
Журналисты обменялись недоумевающими взглядами. Потом уставились на адвокатов. Но те сохраняли совершенно серьезный вид. Господин советник приоткрыл рот, а журналистская братия украдкой переглянулась: кто же сошел с ума — они или императорско-королевский суд? Это двадцать миллионов крон не произвели впечатления только на Мицинку; дописав в протоколе фразу, она собралась пококетничать с корреспондентом «Райхспоста»{20}, но на сей раз — безуспешно.
— Итак! — нарушил молчание доктор Блох, адвокат старичка Ноови. — В оглашенном здесь заявлении действительно заключено зерно истины, да, да, но именно только зерно; однакоже, поскольку столь долго скрываемая тайна стала явной, интересы моего клиента требуют правильного информирования общественности. Пусть же и досточтимый суд узнает истинную правду, а затем решит, позволено ли публично называть честнейшего мужа старым негодяем и мошенником. Ходатайствую о том, чтобы досточтимый суд соизволил приступить к предложенному многоуважаемым господином ответчиком рассмотрению доказательства.
В эту минуту к столу председателя подошел старичок Ноови и дрожащим голоском произнес:
— Милостивый государь имперский советник! Да, да. Я действительно владею состоянием приблизительно в двадцать миллионов крон, основание которому заложил граф Рюдигер фон Штаремберг, но эти деньги нажиты совершенно честным путем. Я — старый честный человек.
Судья широко открыл глаза; по лицам слушателей пробежало изумление. Между тем старичок Ноови продолжал:
— Да, да, сперва этих денег было одна тысяча золотых, которую я унаследовал от своего покойного сводного братца, — дай ему господь бог царствие небесное, — но вместе с процентами и с процентами на проценты они после его смерти возросли до двадцати миллионов.
А д в о к а т и с т ц а. Как известно, капитал, помещенный из пяти процентов годовых, удваивается приблизительно через шестнадцать лет. Я составил точные таблицы возрастания капитала в данном случае и предъявляю их досточтимому суду.
С у д ь я
С т а р и ч о к Н о о в и. О-о, милостивый государь имперский советник, этому скоро будет уже двести четырнадцать лет.