Избранное

Ему стало страшно за нее. Голова его пылала, сердце учащенно билось.

— Вы не имеете права держать ее взаперти! — воскликнул он. — Ведь она совершеннолетняя!

— Вы мне об этом напомнили, мой господин.

Он решил обыскать всю деревню. «У Кагана, Абрамовича, вряд ли в микве», — вспомнил он ее слова.

— Отворите! — крикнул он.

Вдруг он увидел, что его пальто и шапка уже приготовлены на стуле. Но, прежде чем уйти, он нашел в себе силы еще раз спокойно обратиться к Иосифу Шафару.

— Господин Шафар! — сказал он, весь дрожа. — Очевидно, мы оба слишком взволнованы. Может быть, нам поговорить об этом завтра? Но поймите: я не откажусь от самого себя, Ганеле независима, мы будем принадлежать друг другу, я ее найду. Честное слово, я хочу с вами по-хорошему: отдайте мне ее!

Старик медленно, но решительно покачал головой.

— Скажите хоть, где она!

Старик опять покачал головой.

Тогда дикий гнев и ненависть овладели Иво Караджичем.

— Ладно! Вы хотите насилия? Будь по-вашему! Я приду за ней!

Он пошел к двери, но на пороге обернулся и с оскорбительным спокойствием бросил старику:

— Я забыл уплатить вам за себя и за свою невесту: мы у вас ужинали!

Старик стоял мрачный; прищурив один глаз, он смотрел в землю. Но сейчас же взглянул на Иво Караджича и любезно ответил:

— Ганеле пока еще моя; за нее вы ничего не должны, мой господин. А за себя — две кроны восемьдесят геллеров.

Иво Караджич положил деньги на стол; Иосиф Шафар открыл и закрыл за ним дверь.

Но Иво Караджич не сошел по трем мельничным жерновам на улицу. Быстрыми шагами он стал ходить по галерее, вдоль трех стен дома, которые она огибала.

— Ганеле! — кричал он во весь голос.

Потом сбежал вниз, во двор.