— Ганеле!
Но всюду — тишина. В корчме погас свет.
В полной темноте он побежал к Фуксам: в Поляне была уже ночь.
Он знал, что делать: «у Кагана, у Абрамовича, вряд ли в микве!» При слове «миква» он ощутил настроение антисемитских рассказов о ритуальных убийствах, хотя и не припомнил сразу содержания этих рассказов; ему начинало вдруг казаться, что он слышит влажный запах воды и крови.
У Фукса горел свет: в лавке и в доме.
Ганеле ошиблась, думая, что в сумерках их никто не заметил. Когда несколько часов тому назад они проходили мимо Фуксов, в промежуток между висящими на стеклянных дверях рекламами глядела Сура.
«Уж это не Ганы ли Шафар походка? Да и фигура ее, — подумала она. — Значит, Гана Шафар убежала из гахшары? А кто этот господин, которого она сюда ведет? И как они тут очутились? Может, оставили сани у Буркала?»
Сура страшно разволновалась. Надела жакет и вышла на улицу, под мелкий снежок. Через минуту мимо прошел какой-то незнакомый с двумя ручными чемоданами.
— Вы привезли Гану Шафар? — приветливо спросила его Сура.
— Да, как будто так ее зовут. Я туда иду. Где это?
— Немножко дальше. А кто этот господин?
— Не знаю. Какой-то из Чехии.
— Жених ее?
— Наверно.
Сура вернулась, заперла лавку и пошла к родителям и сестрам.
— Новость! — сказала она с кисло-сладкой улыбкой. — Гана Шафар из Остравы вернулась. Жениха привезла. Чемоданы — настоящие, кожаные.
И вдруг вечером, к ее изумлению, тот же самый человек с чемоданами явился к ним.
Что только делается! Она сгорала от любопытства. Потащила Андрия Двуйла на кухню.
Он не ошибся? Иосиф Шафар в самом деле посылает своего гостя сюда? — накинулась она на него с вопросами. — К ним, к Фуксам? И этот господин сию минуточку придет? Так сказал Шафар, правда? Иосиф Шафар, — такой высокий, с седеющей черной бородой? (Она искоса поглядела на мать, и госпожа Эстер в недоумении пожала плечами.) Теперь этот господин с Шафаром в маленькой комнатке, а мать с дочерью — в большой? Ну, а еще?.. еще что?..
Но Двуйло больше ничего не знал.