В те годы мы еще воевали против аграрных вельмож, национал-демократических банкиров и крупных промышленников, против правых элементов в социал-демократической и социалистической партиях, — короче говоря, против наследия Австрии — буржуазной демократии. Когда умерла полуфеодальная Австрия — отчасти от собственной дряхлости, отчасти в результате толчка извне — во владение наследством, согласно всем историческим и человеческим законам, вступил ее совершеннолетний сын — буржуазная демократия. Но к моменту дедушкиной смерти уже существует на свете и понемногу подрастает следующий наследник, тот, кто рано или поздно заявит о своих правах: революционный пролетариат. В 1920 году его сплачивающийся авангард громко подал свой голос. Революционные чешские рабочие по примеру своих русских товарищей отмежевались от старой партии{117} и в тяжелой борьбе с нею, идейно самой близкой им, — это часто случается в ходе исторических переломов, — создали новую партию, боевую, не отягощенную политическими компромиссами прошлого.
Об этом и рассказывает моя книга. На тему о революционном 1920 годе написан еще один роман — «Социалистическая надежда» видного поэта Иозефа Горы{118}. Обе книги имели сходную участь: в старой республике их не переиздавали; мой издатель распродавал неразошедшиеся экземпляры «Анны пролетарки» со скидкой через букинистов. Роман Горы был слишком локален по теме и материалу, пражскому и внутрипартийному; зарубежному читателю он едва ли был бы понятен. «Анна пролетарка» вышла в русском, украинском, японском и немецком переводах. Когда к власти пришел Гитлер, ее жгли на кострах вместе с другой коммунистической литературой.
А вот теперь я вживаюсь в роль старого ткача Оуграбки, вспоминаю Иозефа Гору и передовых писателей тех лет и говорю себе: как мы были правы уже тогда! Я думаю о героях этой книги, русой служанке Анне и Тонике, литейщике с завода «Кольбен». Наверняка они еще живы, ведь тогда они были совсем молодыми. В последний раз я видел их, когда они рядом, плечом к плечу, с голыми руками вступали в бой против вооруженной полиции. «Вперед, вперед, Тоник и Анна!» С этими же словами я обратился бы к ним и теперь: «Вперед, вперед, Тоник и Анна!» Тогда — в борьбе за лучшую жизнь, ныне — к ее созиданию.
МОЛОДОЙ БАРИН
В первый же вечер на кухню к Анне зашла хозяйка. Утром этого дня Анна приехала в Прагу из родной деревни близ Пелгржимова и, держа в руках картонку со своими пожитками, вышла из Масарикова вокзала. Беспомощно, как заблудившийся щенок, брела она по шумным улицам, расспрашивая прохожих, как пройти к дому № 33 на Вацлавской площади.
Когда хозяйка к вечеру зашла на кухню, Анна провела в квартире Рубешей уже пять часов, познакомилась с семью комнатами и двумя выходами из этой квартиры, научилась зажигать газ, спускать воду в уборной и запирать дверь на цепочку.
Хозяйка держала в руке пачку газетных вырезок. Дородная, солидная, пятидесятилетняя, она остановилась около светловолосой служанки и сказала:
— Вы, Анна, неискушенная деревенская девушка и не знаете, что такое столица. Я принципиально не беру в прислуги пражских девушек, потому что все они испорчены. В Праге вам грозят страшные опасности, и я хочу по-матерински предостеречь вас. Если я расскажу вам все эти ужасы, вы, пожалуй, не поверите, так вот прочтите-ка это! — И она положила вырезки на стол. — Внимательно прочтите! А сейчас барышня покажет вам, как стелить постели, потом вы вымоете посуду и можете идти спать. Дверь на цепочку сегодня не запирайте, барин на заседании и вернется поздно. Ну, идите в спальню.
Барышня Дадла, семнадцатилетняя красивая брюнетка, научила Анну стелить постели.
— Поглядите, девушка! Вот это сюда… а здесь вот так… подушку сюда — шлеп! Ночную рубашку надо до половины вывернуть наизнанку и положить на одеяло, чтобы ее сразу можно было надеть, вот так. Для мамы каждый вечер ставьте на ночной столик стакан с водой… вот этот самый. Погодите, сейчас не наливайте, это делается перед сном. А если вы утром увидите в этом стакане кое-что, похожее на зубы, не пугайтесь, — это действительно будут зубы. Здесь, в Праге, вы увидите еще и не такие чудеса!
Потом они пошли в будуар барышни. Здесь все было розовое — стены розовые, и мебель розовая, и ленточки на одеяле, подушках и белье розовые, и даже на шее у большого медвежонка из коричневого плюша, сидевшего в углу в розовом креслице, была повязана розовая ленточка. В комнате сильно пахло духами.
— Всей квартирой правит мама, а здесь мой уголок, здесь командую я; и это куда хуже! Ну, смотрите во все глаза! Вот так надо встряхнуть одеяло. Ночная рубашка кладется сюда, чепчик рядом, на ночном столике всегда лежит зеркальце и прибор для маникюра… вот эта штука. Это туалетный столик, а здесь умывальник. Поняли? Запомните хорошенько, как стоят флаконы, коробочки и вазочки, завтра присмотритесь к ним получше, сегодня вы еще какая-то ошалелая. И если во время уборки вы переставите их иначе, быть скандалу! Ну, а теперь идите себе с богом… Вас зовут Анна, не так ли?
— Да, барышня.
— Мама уже дала вам эти увлекательные вырезки о Кише и Ландру?
Анна не поняла вопроса, а у барышни был такой вид, что не поймешь, говорит она всерьез или подшучивает. Анна смутилась.
— Ну, конечно, дала, — продолжала Дадла. — Они лежат там, в кухне на столе. У нас их получает каждая прислуга. Прочтите, — это роскошное чтение, после него каждая служанка ведет себя образцово не меньше двух недель. Если у вас от этого чтения разболится живот, приходите утром ко мне, я угощу вас шоколадкой.
В черных глазах барышни прыгали веселые искорки. Ее, видимо, забавляла беспомощность этой новой служанки, деревенской девушки со светлыми косами и испуганными глазами, в дешевеньком платье с засученными рукавами.
Барышня Дадла засмеялась весело и мило, почти так, как смеялась сама Анна с девочками в школе.
ebooksa