Неподвижная земля

22
18
20
22
24
26
28
30

Легко ему говорить — потерпи! Но ничего другого не оставалось. Лежать и ждать, терпеливо ждать — как будто, притаившись за сугробом с подветренной стороны, караулишь, когда пройдет кабарга. А кабарги все нет, и бросить, уйти — нельзя, потому что кончился запас мяса.

Снаружи кто-то взялся за дверь, толкнул ее вовнутрь, и в комнату ворвался густой сизый мороз и волнами растекся по полу. Иона не мог видеть, кто вошел, — дверь была расположена за изголовьем где-то. Но когда вошедший встал у него в ногах, старик испугался. Начинается бред, не иначе! Как мог попасть сюда Хабырыс?!

Только вглядевшись, он понял, что глаза его не обманывают. Это Хабырыс откинул на спину мохнатую шапку на длинной красной тесьме, вытер взмокнувшее в тепле лицо большим клетчатым платком. Это глаза Хабырыса пристально смотрят на него — карие, в точности материнские глаза. Да, Хабырыс это, он пришел. Откуда узнал про беду? О чем там, в углу, тихо говорит ему Черный Орел? Наверное, рассказывает, как произошло несчастье. Зачем?.. Хабырыса, конечно, след привел сюда, ночь-то лунная, и он больше Черного Орла знает, так знает, словно сам присутствовал при падении. Однако обратил ли парень внимание на то, за каким зверем шел его учитель? Шел и не убил!

— Сынок… — позвал Иона, и Гавриил присел на краешек топчана, склонил голову, чтобы старику не надо было напрягать голос. — Ты приметил, кого я… кого выслеживал сегодня?

— Рысь, — коротко ответил парень и снова замолчал.

Иона лежал, закрыв глаза, прислушивался к разговору, который они между собой вели. Это хоть немного отвлекало от неумолкающей боли. Гурген, оказывается, зовут горбоносого… Странное имя, никогда не слыхал. Он геолог, много лет ходил по Алдану, искал золото. Понятно, откуда у него скороговорка. Теперь перебросили сюда. Хорошо, хорошо, что перебросили. Молодец, Гурген…

Он слушал уже довольно долго. Пять трубок можно выкурить и чаю не торопясь напиться — столько прошло времени с той поры, как Хабырыс открыл дверь в зимовье.

Иона вздохнул.

— Хабырыс, оу, Хабырыс… Поговори со мной. Как промышляешь? Говорить мне нельзя — слушать можно. Можно слушать?.. — обратился он за разрешением к Черному Орлу. Хоть и узнал настоящее имя геолога, но про себя не мог иначе называть его.

— Дорогой, слушать — сколько хочешь можно! — разрешил Гурген. — От этого вреда не будет, хорошие новости — самое лучшее лекарство.

— Я к тебе собирался… — начал Хабырыс. — Сказать хотел, сборщик скоро приедет, Он уже был у Лэпаринова, в той стороне все участки обошел. Пушнину в сельпо отвез, теперь — в наши края. Потому я сейчас не пойду на Бээрэ и в Хахахтах, как собирался. Время еще есть, позднее поверну туда лыжи.

Он замолчал.

— Говори же, не молчи, — нетерпеливо сказал Иона.

Гавриил переглянулся с Орлом и больше не останавливался.

Старый охотник был рад узнать, что Хабырыс за вчерашний только день снял семнадцать белок и в капкане нашел горностая — седьмого по счету. Лису подкарауливает. Забрела к нему черно-бурая, надо снять с нее шубку. А год урожайный, жаловаться не приходится. Много хвостов запишет за ним сборщик, когда его тяжелая нарта остановится у палатки в урочище Илимниир. Что план, — план уже целиком перекрыт, так Хабырыс рассчитывает. А ведь впереди еще сорок четыре дня до конца квартала, до конца промысла.

Это у него, это у Хабырыса, сорок четыре дня впереди, подумал Иона. И даже гораздо больше. Он слушал его и вдруг отчетливо понял, что должен непременно сказать Хабырысу он, именно он — может быть, напоследок…

Он многих выучил нелегкому охотничьему ремеслу. Но вот детей у него никогда не было. Этот — самый последний его ученик, который мог быть его сыном, должен перенять его карабин. Если Черный Орел не поднял, пусть хорошенько поищет в тайге и найдет. Пусть найдет и возьмет себе, чтобы не получилось так, словно прошел человек по первой снежной белизне, а потом поднялся ветер и начисто замел следы. Ищи тогда его тропу! Теперь же — если что — будут люди вспоминать, как свое ружье, не знавшее промаха, огонёр[25] Иона оставил Нартахову Гавриилу, молодому.

Чтобы передать все это, пришлось бы нанизать слишком большую связку слов. А он такой привычки не приобрел — много говорить. Иона сказал только:

— Рысь убей. Я не убил — ты убей. Из моего карабина. Надо его найти. Понимаешь?

Хабырыс кивнул.