Если бы кто-нибудь задался целью — показать, как может пустыня без всяких войн и нашествий всего за четверть века уничтожить целый город, то трудно было бы найти для этого более подходящее место, чем Старый Кара-Бугаз.
Он представлял собой грустное зрелище, хоть умом ты и понимал: ничего тут нет сверхъестественного, нужно было — люди жили здесь, отпала необходимость — они ушли… От большого и когда-то оживленного, по рассказам, Дворца культуры осталась лишь бетонированная кинобудка, куда вела проржавевшая лестница. Среди этих разрушений, среди небольших барханов, наметенных на месте былых улиц, каким-то чудом выглядели два дома, сохранившиеся на окраине, сложенные из кирпича — двухэтажные, с непобитыми стеклами и неснятыми дверьми. Хоть сейчас въезжай и живи. (Так, впрочем, и поступают разные поисковые партии, когда Старый Кара-Бугаз оказывается на пути.)
Неожиданно мы натолкнулись среди песка на небольшой — полтора или два квадратных метра — участок, выложенный тщательно кафелем. Я спросил у Соболева, что здесь было раньше. Он осмотрелся, подумал и сказал: скорей всего — морклуб. Он же застал то время, когда суда еще проходили в залив через песчаный бар.
Под вечер мы уехали и вернулись в живой Бекдаш в темноте, и я, может быть, не стал бы вспоминать о поездке, об умершем городе, о короткой встрече и коротком разговоре с Нуралы, но два года спустя меня вынудил вернуться в то время фельдшер Нуржуман Нурханов на колодце Суйли.
Асеке не хотела отпустить нас без угощения, и чтобы не мешать хозяевам, занятым готовкой, мы решили проехать немного по дороге, которая из Суйли, минуя Красноводск, ведет прямо на Кара-Бугаз.
— А что — махнем? — предложил я.
— Давайте, — поддержал это совершенно несбыточное предложение Нуржуман и вдруг спросил у меня: — А вы в Кара-Бугазе старого Нуралы знаете?
— Знаю, — сказал я. — Мы подвозили его до пролива — его юрта тогда стояла там, в Ак-Тюбе.
— И сейчас он там, — кивнул Нуржуман.
И я понял: после той нашей встречи, в неторопливых разговорах, которые ведутся за бесбармаком и чаем, о том, кто что видел и что слышал, Нуралы рассказывал — как встретил приезжего человека, и этот человек почему-то интересовался прошлым, расспрашивал про Кулекена… Это в Алма-Ате можно не всегда знать, кто живет в соседнем подъезде.
Нуржуман еще сказал:
— У Нуреке сын есть… Турлубай. Он завфермой… Тут недалеко — в Кошобе. Километров пятьдесят отсюда будет. А с Турлубаем я в школе учился, в одном классе.
Вот бы — в Кошобу, познакомиться с ним, повидать и Джумагали, названого сына Кулекена. И всегда нам что-нибудь мешает. Хоть ночью, но мне надо было вернуться в Красноводск.
IX
Вечер в Махачкале был тихий и душный. Ни моряны, ни ветра с гор. У себя в номере на третьем этаже гостиницы «Кавказ» я пододвинул кресло к окну. Снизу доносился предсубботний шум оживленной летней улицы. На кой черт было подвергаться опасностям документального материала! С его коварными превратностями, с его непостоянством, когда ты не располагаешь самостоятельностью, и лишен свободы создавать правдоподобные обстоятельства, и все время вынужден восстанавливать непридуманный ход событий, и считаться с тем, что случилось на самом деле, а не с тем, что могло или должно было случиться.
Трудно было предположить, как мне рисовалось в Красноводске, что в одно и то же время, в одних и тех же примерно местах действовали бы два разных человека с одной и той же фамилией — Калиновский. Предположить было трудно. А оказалось именно так. Иван Романович Калиновский, чье письмо мне показывали я Бекдаше, никакого отношения не имел к радисту Калиновскому.
С утра в день прилета у меня появились на этот счет смутные подозрения. Уж слишком было бы удобно и хорошо, если бы все совпало. А чтобы слишком хорошо — так не бывает. И потому я тянул. Покидал с берега камешки в солнечное, невзлохмаченное море. На стоянке такси полюбовался ветхозаветным стариком горцем в коричневой каракулевой папахе, который словно сошел со страниц кавказских повестей прошлого века, а занимался вполне современным делом — помогал взрослому внуку, а то и правнуку, пристроить на заднем сиденье машины взятый из ремонта телевизор. Неподалеку, на путях у старого железнодорожного вокзала, тоскуя по дальним пробегам, перекликались маневровые паровозы.
Но — тяни не тяни… К дому почти в конце длинной улицы Дахадаева никакие автобусы не подвозили, и я долго шел пешком, то скрываясь в густой тени деревьев, то попадая на солнцепек.
Открылась на лестничной площадке дверь. Пожилой коренастый мужчина вопросительно посмотрел на не знакомого. И потом, в комнате, он ответил на мой вопрос.
— Форт? Нет. В Форту я никогда не был. Я всю дорогу в Махачкале. Старый железнодорожник. Теперь вот на пенсии… Мне семьдесят два года.
ebooksa