В зиму с двадцать девятого на тридцатый год Кулекен поставил юрту в урочище Каунды. И однажды под вечер здесь придержал своего коня — рыжего, известного повсюду своей резвостью и выносливостью — один его знакомый. В прошлом они иногда кочевали вместе. Этот человек тоже славился своей удалью и храбростью, но еще больше — вздорным и непримиримым характером. Он не принимал перемен, которые произошли в песках, и продолжал заниматься угоном скота — барымтой, сводил счеты по старым родовым законам.
Много чего за ним числилось. Так, он выследил и убил одного своего обидчика и со спокойной душой уехал. А потом оказалось, что он ошибся и убил совсем другого. Его искали. Его семья была задержана и отправлена в Форт.
Одинокий, преследуемый, этот человек провел ночь в юрте у Кулекена, и был у них долгий разговор. Кулекен не мог отказать ему в хлебе и чае, хоть и знал, что его знакомца разыскивают за убийство, что за его поддержку не похвалят… В долгой ночной беседе Кулекен не одобрял его действий, говорил — другое время пришло, и нельзя жить, как жили. Очевидно, тот не соглашался о ним, потому что в конце концов Кулекен сказал ему: «Вот тебе хлеб, вот тебе вода. Есть еще сваренное мясо — тоже возьми. И уезжай подальше от своей беды и от моей беды. Только от нее ты даже на своей рыжухе не уйдешь».
Тот уехал и вскоре погиб в перестрелке.
Я знал все это и многое другое, но всегда, думая о Кулекене, представлял его себе на берегу моря в Кара-Сенгреке, верхом на коне, и как он увидел длинные хвосты дыма над островом, и как потом вместе с Кемилханом спешно поскакал на пролив верхней дорогой.
Теперь меня интересовал Кемилхан, интересовала его родня.
Спуск круто обрывался в длинную, просторную долину, замкнутую ослепительными на солнце меловыми горами, а в конце и был Сенек, совхозная ферма. Но съехать тут можно было — впереди виднелись следы колес. К этому времени мы обогнали автобус. Зина, увидев, что едет в нужном направлении, почувствовала храбрость и развила скорость.
На подъезде к поселку с одинаковыми стандартными домиками, вытянутыми в одну улицу, мы обратили внимание, что автобус стоит позади на дороге. Может, что-то случилось…
Вокруг катались на велосипедах казахские ребятишки. У одного, к великой, должно быть, его гордости, вместо обычного руля была закреплена автомобильная баранка.
К нам подъехала грузовая машина, обогнавшая только что автобус, и я спросил у шофера, в чем там дело, не надо ли за ними вернуться.
— Ай, нет, не надо, — ответил он, притормаживая, — Женщины… В гости едут — пыль стряхивают, платки надевают… Хотят, чтоб красиво было.
Потом, проезжая через поселок, автобус несколько раз останавливался и с каждым разом все больше пустел. А наш путь дальше вел — там, за поселком, были юрты, пять или шесть юрт. В том числе и юрта Мадена.
Самого старика дома не оказалось — он с утра отправился в степь, к отаре, но вот-вот должен был вернуться. На шум моторов вышел какой-то аксакал, спросил у Абдымурата, кто он.
— Меня зовут Абдымурат.
— А чей ты сын?
— Сын Бердыбека…
Аксакал кивнул:
— Бердыбека я знал, знал…
Долго ждать нам действительно не пришлось.
Высокий и сухощавый Маден держался прямо, а он уже переступил порог шестидесяти трех лет. Седых волос у него не было, черные. Слово «старик» к нему как-то не подходило. Единственно, — слух немного нарушился, говорить приходилось погромче.
ebooksa