На них они гуляли по вечернему Питеру, держась за руки и дурачась — балансируя на поребриках и бросая монетки уличным музыкантам.
А еще они целовались на Поцелуевом мосту.
Обгрызенный кусок пицца остался валяться на столе, а я быстро собралась и, старательно не глядя в зеркала и прочие отражающие поверхности, поехала на работу. Надо было получить свой бейджик гида и оборудование — микрофон с наушниками для экскурсантов.
Какое бы у меня ни было настроение, портить его туристам — последнее дело.
Увидев заговорщицкую улыбку Ники, от нетерпения аж выскочившей из-за своего стола, чтобы встретить меня в дверях, я мрачно скривилась. Ну да, сейчас начнутся шуточки про индивидуальные экскурсии и оскверненный плед. И молодняк этот вообще никак не заткнуть, плевать им на то, что у человека может быть неподходящее настроение.
Но Ника схватила меня за руки и, подпрыгивая на месте, потребовала:
— Закрой глаза! Закрой! Закрой! Дарина, ну пожалуйста!
— Окей… — я послушно закрыла и даже сделала несколько шагов в том направлении, куда меня потащили и повернулась в нужную сторону.
— Открыва-а-ай! — завопили мне над ухом, и я…
— Ох… Охренеть… — выдохнула я, глядя на целую поляну нежно-розовых роз, расстилающуюся у моих ног.
Необъятную.
С шариком в виде золотой буквы «Д», парящим над ней, чтобы точно никто не перепутал, кому это адресовано все это великолепие.
— Тысяча одна роза! — рядом светилась и вертелась, как маленькая юла, Ника. — Тебе! Тебе!
— От кого? — глупо спросила я, хотя знала только одного человека с таким ужасным, плебейским и пафосным вкусом.
— Открытка подписана «Егор»! А что в ней еще — я тебе не покажу, пока не расскажешь про него все-все!
Глава тридцатая, в которой любовь к Питеру затмевает все остальные чувства, но ненадолго
Тысяча роз, черт-те что написанное в открытке…
Это вот так он скрывает наши отношения?!
С другой стороны, мало ли какой Егор?
Кто их считает в Питере, кроме департамента статистики?