К XIII веку феодальные отношения, благодаря наследованию и пожалованиям, настолько усложнились, что барон мог получить замок в качестве фьефа от одного сеньора, большую часть своих земель – от другого, какие-либо фьефы, приносящие доход, – от третьего, четвертого и так далее. В Англии, где Вильгельм Завоеватель присвоил себе всю землю, поначалу существовала стройная пирамида: король – единственный собственник земли, ниже его стоят главный ленник и другие крупнейшие феодалы, наподобие владельца Чепстоу: только они были прямыми держателями фьефов. Главный ленник передавал часть своих земель менее крупным феодалам и рыцарям, а те в свою очередь жаловали их кому-либо еще. Феодалы пользовались возможностью взимать рельеф с вассалов, получающих инвеституру; к концу XII века величина рельефа обычно соответствовала годовому доходу от фьефа. Согласно Великой хартии вольностей, размер баронского рельефа составлял 100 фунтов, а платежа, который вносил рыцарь, – не более пяти фунтов.
В Англии и Нормандии, если фьеф доставался по наследству несовершеннолетнему, сеньор получал доходы от него вплоть до совершеннолетия владельца, имея при этом единственную обязанность – защищать его. В других местах покровителем обычно становился старший родственник.
«Отчуждение», или продажа, фьефа противоречило смыслу феодальной системы с ее ролью наследственных связей, упором на рыцарскую верность и религиозными обычаями. И все же, как и следовало ожидать, возникла торговля фьефами. Человек мог унаследовать несколько фьефов и округлить свои владения за счет умелых приобретений. Небогатые рыцари часто продавали свою землю, нуждаясь в деньгах. В XII веке сделки с фьефами стали общепризнанным элементом системы – сеньор заботился лишь о включении своего имени в документ, чтобы его права не умалялись. В 1159 году Тьерри Эльзасский, граф Фландрии, выпустил грамоту, где речь шла об обмене надела одного из его вассалов на больший по площади участок, предположительно равный по стоимости и принадлежавший церкви Святого Николая в Верне:
Желаю, чтобы стало известным следующее: 451/2 меры земли, которые Леоний получил от меня в виде фьефа, а от него – его брат Ги, были уступлены Ги Леонию и Леонием – мне, теперь же я передаю их церкви Святого Николая в Верне, чтобы та владела ими свободно и вечно. Взамен я получил от церкви 91 меру земли, которую отдал сказанному Леонию в виде фьефа, он же отдал ее своему брату в виде фьефа.
Император Священной Римской империи Фридрих Барбаросса в 1158 году выразил распространенное беспокойство по поводу трансформации феодальных отношений:
Мы слышали горькие жалобы от князей Италии… что фьефы, которые их вассалы получили от них, служат залогом для ссуд или продаются без разрешения сеньоров… тем самым они [сеньоры] остаются без причитающейся им службы, а честь империи и мощь нашего войска умаляются.
Прислушавшись к совету епископов, герцогов, маркграфов, графов… и прочих высокопоставленных персон, мы, по воле Божьей, издаем навечно этот указ: «Никто не может продавать или закладывать фьеф либо его часть или отчуждать его каким угодно образом без согласия своего сеньора, от которого, насколько известно, он получил этот фьеф…
Мы также запрещаем хитроумные уловки, при помощи которых продаются фьефы и деньги приходят под видом будто бы пожалования фьефа… Если заключается такой незаконный договор, и продавец и покупатель лишаются фьефа, который возвращается сеньору. Нотариус, который, зная обо всем этом, составляет такой договор, лишается должности… и ему отрубают руки.
Но эта тенденция, возникшая в связи с возрождением европейской экономики, слишком укрепилась, чтобы ее можно было остановить. В XIII веке торговля ширилась, деньги лились рекой, скоробогачей становилось все больше, и фьефы покупались и продавались, сравнявшись – фактически, если не формально – с любой другой собственностью. Барон, чье семейство владело землей сотни лет, с наступлением трудных времен продавал ее, полностью или частично, горожанину, который сделал состояние на банковских услугах или торговле тканями и теперь хотел вложить деньги в землю, чтобы уберечь свой капитал и примкнуть к знати.
В позднее Средневековье феодальная система столкнулась еще с одной проблемой: человек, располагавший несколькими фьефами, приносил оммаж разным сеньорам, что подрывало идеологическую основу системы, скрепленную клятвой верности нижестоящего вышестоящему. Когда Генрих I, сын Вильгельма Завоевателя, сумел сделать своим вассалом графа Роберта Фландрского, тот изложил свой вероломный план, объяснив, как выполнит договоренность в ущерб своему истинному сеньору, королю Франции:
Если король Филипп задумает напасть на короля Генриха в Англии, граф Роберт, если сможет, уговорит короля Филиппа оставаться дома… Если же король Филипп вторгнется в Англию и возьмет с собой графа Роберта, граф приведет с собой так мало людей, как сможет, не нарушая клятву, данную королю Франции.
Когда король Англии призовет графа Роберта, тот соберет, так быстро, как сможет, тысячу человек в своих портах и будет готов поплыть в Англию. Король же… найдет нужное число лошадей для этих рыцарей, так чтобы у каждого рыцаря было по три лошади.
Если же король Генрих пожелает, чтобы граф Роберт оказал ему содействие в Нормандии или в Мэне… граф отправится туда с тысячью рыцарей и будет преданно содействовать королю Генриху, как своему союзнику и сеньору, от коего получил фьеф.
Если в это время король Филипп нападет на короля Генриха в Нормандии, граф Роберт отправится с королем Филиппом, взяв с собой лишь двадцать рыцарей, прочие же его рыцари останутся с королем Генрихом.
Король обещает графу Роберту защиту, чтобы тот оставался целым и невредим… и дает графу Роберту фьеф в виде 500 фунтов английскими деньгами ежегодно.
Иными словами, граф Роберт получал «денежный фьеф» в размере 500 фунтов в год, обязуясь взамен сражаться на стороне короля Генриха с тысячью рыцарей, а если бы его одновременно призвал к себе король Филипп, граф сражался бы на стороне того и другого, лично явившись к Филиппу, но всего с двадцатью рыцарями, а девятьсот восемьдесят рыцарей послал бы Генриху.
Граф Роберт Фландрский намеренно ставил себя в неудобное положение, чтобы получить круглую сумму, но многие сеньоры оказывались в такой же ситуации просто в результате наследования. В XIII веке Жан Тульский оказался вассалом четырех сеньоров и предвидел осложнения из-за того, что он старался быть верным всем четверым:
Если случится так, что граф де Гранпре будет воевать с графиней и графом Шампанскими из-за своих личных обид, я лично приду на помощь графу де Гранпре и пошлю графине и графу Шампанским, если они попросят, рыцарей, которых я обязан выставить за полученный от них фьеф. Но если граф де Гранпре пойдет войной против графини и графа Шампанских из-за своих друзей, а не из-за своих личных обид, я лично прибуду к графине и графу Шампанским и пошлю одного рыцаря графу де Гранпре.
Важность дилемм, подобных тем, что встали перед Робертом Фландрским и Жаном Тульским, заключалась не в проблемах, которые создавала вассалу верность нескольким сеньорам, а в свободе выбора. Барон, служивший не одному сеньору, всегда мог найти выгодное для себя решение. Обычно барон, располагавший фьефом в виде хорошо укрепленного замка и обширных земельных владений, занимал достаточно сильную позицию, чтобы торговаться с кем угодно. Получая доход от штрафов, пошлин, налогов и сборов, он мог держаться в высшей степени независимо, как бы его положение ни выглядело с точки зрения закона.
Наиболее могущественные бароны, владельцы замков и фьефов, полученных от нескольких сеньоров, в XIII веке были серьезной силой и могли оказывать сопротивление королям и императорам. Даже могущественному королю Англии пришлось признать их права и закрепить это в Великой хартии вольностей.
ebooksa