Роман испытал глубочайшее облегчение; страх и отчаяние тут же рассеялись.
— Прости меня, Рома, — промолвил Дульцов. — Ты действительно был не виноват, а виноват я. Виноват в том, что прикрываясь формальными общими положениями, искал только повод, малейшую возможность применить наказание, в надежде на собственную выгоду.
Роман смотрел на Дульцова, не понимая, о чем он пытается сказать ему.
— Я поступил с тобой бесчестно и несправедливо, — продолжал Дульцов в сильнейшем раскаянье. — Прости меня Рома!
Роман хотел успокоить друга, сказать, что он не должен просить у него прощения, как вдруг обнаружил, что находится сейчас уже не в темном помещении за столом, а в зале в квартире родителей; что сидит на стуле рядом с диваном, на котором, подняв ноги и прижимая их к себе обеими руками, сидела Марина. Ее личико было все заплакано, а сама она, покачиваясь взад-вперед, смотрела куда-то в сторону.
— Почему ты плачешь? — спросил у нее Роман.
Ничего не сказав в ответ, Марина посмотрела прямо на мужа, переполненным болью взглядом.
— Что с тобой случилось?
Марина ничего не отвечала, а только пронзительно всматривалась в глаза супруга, совершенно при этом не моргая.
— Почему, расскажи мне, почему ты плачешь? — настаивал Роман, в отчаянии повышая голос. — Расскажи мне. Расскажи, и я помогу тебе. Мы вместе решим эту проблему.
Но Марина лишь продолжала молча смотреть на него своими раскрасневшимися и опухшими от слез глазами.
— Что тебя гложет? Скажи, что терзает тебя? — уже умолял ее Роман.
— Рома, мне очень плохо, — измученным голосом тихо произнесла Марина. — Принеси, пожалуйста, попить, — обратилась она к нему, протягивая кружку.
Роман взял кружку из рук жены и пошел на кухню. На кухне, за столом он увидел родителей, спокойно беседующих о чем-то друг с другом. Он громко поздоровался с ними, но они не только ничего не ответили, но даже никак не отреагировали на его появление, по-прежнему продолжая свой разговор. Роман подошел к раковине и включил воду. Пока стакан наполнялся, он решил послушать, о чем говорят родители, но как ни старался он понять их разговор, услышал только невнятное шушуканье, в котором не в силах был разобрать ни единого слова, несмотря на то, что находился в метре от них.
Набрав воды, Роман вышел из кухни. Но только он ступил за порог комнаты, как оказался не в коридоре, а в пустыне. Вокруг него не было совершенно ничего, только желтые пески и солнце высоко над головой. Простояв немного на месте, он пошел по пустыне, не понимая, куда и зачем. Он шел, изнемогая от жары: солнце сильно припекало сверху, а снизу от раскаленного песка проистекал горячий воздух. Пройдя еще немного его начала мучить сильнейшая жажда, и он вдруг с радостью вспомнил про стакан воды, который держал в руке. Роман поднес его ко рту, чтобы напиться, но вдруг понял, что стакан совершенно пуст. Он заглянул в него: так и есть — в стакане не было ни капли. Роман почувствовал сильнейший жар: голова у него закружилась, а в глазах вдруг возник яркий, невыносимый свет — он зажмурился от боли и упал на колени. На секунду ему стало легче, но вдруг горячий песок начал сильно обжигать ему голени. Роман вскочил на ноги, но жжение не прекратилось, а только усилилось. Он не мог понять, почему его голени продолжали пылать. Паника вдруг охватила Романа; он начал лихорадочно стряхивать с колен остатки песка, но это не помогало; он стал прыгать, дергать ногами из стороны в сторону, но жжение лишь усиливалось — его ноги почти горели. Невероятный ужас пробрал Романа до самых костей; он не знал что еще предпринять и уже хотел было закричать, как резко проснулся.
В машине стояла сильная жара и духота: все тело Романа было мокрое от пота. Во сне он, видимо, сполз с сидения и ноги его оказались сейчас под самой печкой, которая, работая на полную катушку, усиленно обдавала их горячим воздухом. Привстав, он поднял спинку своего кресла, выключил печку и осмотрелся. Дульцова в машине не было, а они стояли в большой очереди из автомобилей в каком-то терминале. Слева и справа параллельно друг другу тянулись такие же вереницы машин всех видов — легковых, автобусов, грузовиков — а между ними сновали туда-сюда люди. «Наверное, уже на таможне», — подумал про себя Роман. Он открыл окно: на улице была глубокая ночь, и лицо его обдал поток свежего, прохладного воздуха. Роман не хотел выходить и продолжил сидеть в машине, пока не увидел приближающегося Дульцова с какими-то бумагами в руках.
— Фу-у-у, ну и баня. Я похоже забыл печку выключить, — громко и сокрушенно воскликнул Дульцов, садясь в машину. — Термодатчик сломался и она жарит сейчас без ограничения… Давно проснулся?
— Только что. Мы на таможне?
— Да. И я уже все оформил! — победоносно произнес Дульцов, демонстрируя другу толстую пачку самых различных документов, справок, форм и бланков, которую он держал в руках. — Через час уже будем в Китае.
— Здорово, — ответил Роман. Он первый раз в своей жизни въезжал в другую страну, и испытал сейчас целый ворох чувств: от сильнейшего энтузиазма и нетерпения, до нерешительного колебания и даже страха. Все эти противоречивые эмоции вспыхнули в Романе практически одновременно, и он почувствовал себя будто в легком опьянении. Словом, Роман погрузился в то самое волнующее душу состояние предвкушения каких-то новых совершенно незнакомых впечатлений, которое постоянно сопровождает нас в детстве и юности, и которое так редко случается вновь испытывать людям старше двадцати пяти лет.
ebooksa