– Робот?
– С ним все о’кей!
Показалась крохотная, тщательно отполированная стальная клешня, сильно напомнившая Райделлу щипчики для сахара, которые когда-то были у его матери. Щипцы уцепились за край прилавка. Потом существо подтянулось на подбородке, словно однорукое, и Райделл увидел голову. Робот закинул ногу и вскарабкался на прилавок, волоча за собой два запаянных пластиковых конверта. Голова его была непропорционально мала, с одного боку из нее торчала вверх крыловидная антенна или еще какой выступ. Всё в лучших японских традициях: крохотный худой сверкающий робот одет в белые доспехи не по росту, предплечья и голени шире плечей и бедер. Робот выволок прозрачные конверты – в каждом аккуратно свернутый кабель – на прилавок, положил их и осторожно, по-рачьи, дал задний ход. Райделл взял конверты, засунул в карман своих брюк цвета хаки и, передразнивая движения робота, дал задний ход – осторожно, по-рачьи.
Краем глаза он заметил, что рэй-бэновские очки китайца целы.
Уже стоя в дверях, он швырнул черную отвертку парню, который рванулся схватить ее, но промахнулся. Она отскочила от постера «Heavy Gear II» и завалилась куда-то за стойку.
Райделл нашел гибрид автопрачечной и кафешки, под названием «Порочный круг», в глубине которого имелась интернет-дека, отгороженная ширмой из черного пластика. Судя по наличию ширмы, с интернет-деки ходили на порносайты, вот только зачем заниматься этим в автопрачечной?
Как бы то ни было, ширме Райделл обрадовался: он не любил на людях разговаривать с невидимым собеседником, поэтому интернет-кафе обычно избегал. Он сам не понимал, почему телефонная связь, обычное аудио, его не смущала. Не смущала, и все. Когда говоришь с кем-то по телефону, это не выглядит так, словно разговариваешь с невидимым собеседником, хотя, разумеется, так оно и есть. Ты разговариваешь с телефоном. А вот, кстати, если через наушник бразильских очков…
Он плотно задвинул за собой ширму, оставшись наедине с грохотом сушильных машин. Этот звук всегда действовал на него успокаивающе. Провод уже соединял очки с декой. Он надел их и трекболом ввел нужный адрес.
Пролетел сквозь короткую и, по всей вероятности, чисто символическую заставку в виде неонового дождя с преобладанием розовых и зеленых штрихов и вдруг оказался там.
Среди пустого пространства, образ которого промелькнул в коридоре у Туна, – внутренний двор потустороннего замка, занесенный песком и освещенный сверху жутким, безжизненным светом.
На этот раз, впрочем, он мог посмотреть наверх. Казалось, он стоит на полу огромной пустой вентиляционной шахты, стены причудливо текстурированной тьмы вздымаются, как в каньоне.
Высоко-высоко виднеется световой люк размером примерно с большой плавательный бассейн, оттуда, через вековую грязь и наносы чего-то более массивного, сочится пятнистый дневной свет. Перемычками из черного металла разделялись длинные прямоугольники, некоторые в дырах, как от пулеметной очереди; он догадался, что это останки древнего армированного стекла.
Когда он опустил голову, те двое уже ждали, откуда-то взявшись, – сидят на причудливых китайских стульях.
Один тощий, бледный, в темном костюме неопределенной эры производства, с высокомерно поджатыми губами. На нем очки в массивной прямоугольной оправе из черного пластика и шляпа с загнутыми полями – такую Райделл видел только в старом кино. Шляпа низко надвинута на глаза, чуть выше очков. Он сидит, положив ногу на ногу, и Райделлу видны его черные «оксфорды». Руки сложены на коленях.
Второй являл собою куда более абстрактную фигуру, лишь смутно напоминая человека; место, где, по идее, должна быть голова, венчала корона из пульсирующей крови, как будто жертву снайпера в момент попадания засняли на видео, а запись закольцевали. Ореол из крови и мозгов мерцал, не успокаиваясь. Под «взрывом» – рот отверст в беззвучном вопле. Все остальное – за исключением рук, вцепившихся, словно в агонии, в тускло блестящие ручки стула, – как будто распадалось под натиском страшного огненного ветра. Райделлу вспомнилась черно-белая кинохроника, эпицентр атомного взрыва в замедленной съемке.
– Мистер Райделл, – сказал человек в шляпе, – благодарю за визит. Можете называть меня Клаус. А это… – он сделал жест бледной, словно из бумаги, рукой, которая незамедлительно вернулась на колено, – это Петух.
Некто по имени Петух не шевельнулся, когда заговорил, но разинутый рот периодически оказывался не в фокусе. Голос страшилища был звуковым коллажем, как в туновском коридоре.
– Послушайте, Райделл. В данный момент вы несете ответственность за некий предмет, имеющий чрезвычайную важность и обладающий величайшей потенциальной ценностью. Где он?
– Я не знаю, кто вы такие, – ответил Райделл, – и не скажу вам ни слова.
Ни один из них не отозвался, наконец Клаус сухо кашлянул.