– Ганс Рутгер Бликс, сорок три года, натурализованный костариканец. – Могло показаться, что Уорбэйби стоит у свежевырытой могилы и перечисляет необыкновенные достоинства безвременно почившего друга.
– Хрень собачья, – поморщился Шитов, не выпуская сигареты изо рта.
– Уорбэйби, – терпеливо заговорил Орловский, – нам известно, что ты ввязался в дело до того, как этому засранцу перерезали глотку.
– Засранец, – укоризненно покачал головой Уорбэйби. – Человек умер, вот и все. Неужели это делает его засранцем?
– Стопроцентный засранец. – Шитов глубоко затянулся и раздавил окурок о тарелку с так и не тронутой порцией тунцовой икры. – Ты уж мне поверь.
– Тебе виднее, – вздохнул Уорбэйби. – Скажи, Аркадий, на него было досье?
– Хочешь получить досье, – равнодушно бросил Шитов, – так расскажи сперва, что ты должен был для него сделать. Мы знаем, что он с тобой говорил.
– Я в жизни не слышал его голоса.
– О’кей, – устало кивнул Шитов. – С тобой говорили интенсекьюровцы. Ты свободная пташка, работаешь по контракту.
– Сугубо.
– Что сказал этот Бликс «Интенсекьюру»?
– Он потерял некий предмет.
– Что именно?
– Нечто сугубо личного свойства.
– Люциус, – вздохнул Шитов. – Ради бога.
– Очки.
Шитов с Орловским недоуменно переглянулись и снова уставились на Уорбэйби.
– «Интенсекьюр» привлекает к расследованию Люциуса Уорбэйби по той единственной причине, что кто-то там посеял свои очки?
– А вдруг, – негромко заметил Фредди, – это очень дорогие очки?
Он внимательно и, похоже, с удовлетворением изучал свое лицо в висевшем за стойкой зеркале.