Святой Франциск Ассизский

Клара и Агнеса не были одиноки в Сан Дамиано. Их необычайные приключения разволновали жителей Ассизи и ближних селений, и пока миряне изумлялись этому преображению сознания и тяге к нищете, многие девушки захотели последовать их примеру.

Те, у кого была чуткая душа, чувствовали, как переполнена жизнь ненавистью, сумятицей, большими и малыми войнами. Слишком много грубости противостояло благородству, рыцарство и поэзия давали мечтательным лишь пустые обещания; единственным истинным благом казалась религиозная жизнь, и новая жизнь с Богом, которую начала Клара, привлекала людей больше, чем богатые монастыри, настоятельницы которых вели себя на равных с епископами и феодалами, — ведь судьба Клары казалась близкой нищете Христа, Его мучениям и распятию.

Первыми в монастырь Сан Дамиано удалились подруги сестер Оффредуччи, вместе с которыми те играли, перебирали струны лютен, шили и вышивали у зажженного очага или на цветущем балконе. Это были Пачифика ди Гвельфуччо, Бенвенута и Филиппа; потом к ним примкнули кузины и другие родственники, а затем — и обитательницы дальних замков, среди которых была прекрасная Амата да Коккорано, которая неожиданно для всех, накануне свадьбы, покинула дом, оставив на постели свадебный наряд и венок из роз. Она убежала в Сан Дамиано, словно повинуясь непреодолимому зову, и осталась там, до последних дней своей жизни. Впоследствии в Сан Дамиано пришли мать Клары и сестра ее, Беатриче, — так Господь заботливо соединил семью вокруг девы, некогда ее оставившей ради Него.

Святой Франциск нашел для своих последовательниц имя, раскрывавшее суть его идеала. Он назвал их не «меньшие сестры», наподобие «меньших братьев», но по-рыцарски: «бедные дамы», желая напомнить им и другим, что и в самой чудовищной нищете они должны ощущать себя госпожами, невестами Христа, которые, отрекшись от всего, остаются богатыми, словно дамы (римские «dominae») держащие себя с достоинством и пользующиеся уважением.

У святого Франциска было воображение трубадура, и он назвал Сан Дамиано твердыней нищеты, ибо хижины монахов поистине были образцом ремесла, но трудно было представить себе более бедное жилище. Церковь была невысокой, темной и пустой, хорами служила маленькая каморка, а если спуститься вниз на пять ступенек, можно было увидеть обветшалые столы, ветхие стулья вместо скамеек, скамеечки — подставки для колен, два старых треножника, похожих скорее на гнезда голубок, а надо всем этим — окошко, как тюремное. В спальне не было постелей: здоровые спали на соломе, больные на тюфяках, в трапезной стоял неотесанный стол с грубой посудой, зато у святой Клары был садик, маленький, словно клумба. Но все в этой нищете светилось миром и кротостью. В церковный дворик проникало совсем немного света, но и он был так ясен, будто солнце светило изнутри, клумбочка цвела и благоухала, как настоящий сад, и не верилось, что она может вместить в себя столько гераней и ноготков, и базилика, мяты и роз. Тому, кто смотрел из этого сада, горизонт казался бесконечным и тем более расширялся, чем более душа погружалась в благодать.

Бедные дамы, как и меньшие братья, дали обет послушания, нищеты, душевной и телесной чистоты и радости. Они никогда не бездействовали, работали на благо церквей и бедняков, молились, лечили прокаженных, которых присылал святой Франциск, и нередко страдали от голода — сами они не могли просить милостыню, и должны были ждать, пока ее принесут. Страдали они и от пронизывающего холода, от леденящих северных ветров, ибо климат на склонах Субазио суров даже весною.

Но они любили свою нищету, она означала, что они отреклись от себя ради Отца Небесного, и беспрекословно следуют Распятому Христу. В этом поддерживал их учитель, святой Франциск.

УЧИТЕЛЬ И УЧЕНИЦЫ

И все же святой Франциск приходил в Сан Дамиано не так часто, как бедным дамам хотелось бы. Когда он увидел, что они выбрали верный путь к совершенству, его посещения стали редкими. Благоразумный учитель хотел, чтобы они научились обходиться без него и ходить без опоры, следовать за идеалом, а не за человеком, любить великого Царя, а не Его глашатая. К тому же Франциск не любил приходить туда, где он замечал восхищение, а кроткие монахини восхищались им безгранично.

Однажды его ожидали в Сан Дамиано для проповеди. «Приди! Приди же!» — по-детски обращались к нему монахини в своих мыслях, горя желанием услышать Божью волю в словах учителя. Франциск вошел в церковь и, почувствовав напряженное ожидание, сказал: «Принесите мне пепла».

Он погрузил руки в серую пыль, потом разбросал ее на полу вокруг себя, а остаток высыпал себе на голову. Девы содрогнулись от смертельного ужаса, а он запел громким голосом «Miserere»[14], песнь покаяния, милосердия, уничижения человека и возвышения Бога. Вышел он так же стремительно, как и вошел, проповедь была окончена. Он был суров, но любил учениц отеческой любовью. Он следил за ними и помогал им даже тогда, когда им казалось, что он забыл о них. Он объяснил это в письме к Кларе, написанном в первые годы их общины:

«Так по Божественному вдохновению вы сделались дочерьми и служительницами великого Царя, Отца небесного и Святого Духа, избрав жизненный путь, начертанный святым Евангелием, а я желаю и обещаю вам именем моих братьев всегда усердно заботиться о вас и принимать в вас такое же участие, как и в них самих».

Нередко мысль о том, что он установил для этих благородных дам слишком суровый закон, тяжким грузом давила на его чистую совесть. Не слишком ли тяжела жизнь Клары и ее подруг? В минуты отчаяния сомнение его возрастало.

Однажды вечером, изгнанный из Сиены, прожорливой и дерзкой, как волчица на ее гербе, он вместе с братом Леоне шел по голому полю и, созерцая убогий пейзаж, подумал о душах, опустошенных сильной страстью. Он так устал, что еле шел по этой заброшенной земле. Среди изнурявших его мыслей одна особенно не давала ему покоя: «Клара слишком страдает от суровых лишений ради твоей Нищеты. Покаяние, способное подорвать силы мужчины, неприемлемо для женщины. Эта душа доверилась тебе как поводырю, и ты не смог рассчитать ее сил. Ты ответишь за это перед Богом. Клара страдает, Клара умирает».

Франциск печально шел по глинистой тропинке, набрел на одинокий, заброшенный колодец и припал к нему, пытаясь увидеть в глубине освежающую воду. Брат Леоне сел на краю обрыва, неподалеку. Из-за меловых гор вышла луна. Вдруг святой проговорил прежним, звучным голосом:

— Брат Леоне, овечка Божья, знаешь ли ты, что я вижу в зеркале воды?

— Восходящую луну, отец, — ответил брат Леоне.

— Нет, я вижу лицо Клары, ясное и сияющее, словно она живет в благодати Божьей.

И он с легкостью продолжил путь, благодаря Бога за сестру Клару и за обретенное утешение.

Он бесконечно почитал свою духовную дочь, и это проявлялось не в словах, но в том, что он обращался к ней и за советом, и за утешением. Когда его мучило сомнение, стоило ли ему быть воинствующим апостолом вместо того, чтобы жить в одиночестве, он попросил лишь двух людей сказать ему, что ощущали они во время молитвы. Одним из них была Клара, которая, услышав эту просьбу от его посланника, брата Массео, тут же упала на колени, а потом, помолившись, сказала: