Собрание сочинений. Том 1. Второе распятие Христа. Антихрист. Пьесы и рассказы (1901-1917),

Второй представитель. А мы так боялись получить отказ. На вашей речи сосредоточивается главнейший интерес праздника. Мы уже получили запросы из других городов, будете ли вы участвовать.

Пастор. Обо мне знают в других городах? Я не думал этого.

Второй представитель. Мы не знаем, как и благодарить вас.

Первый представитель. Простите, пастор, но мы должны побеспокоить вас ещё одной просьбой. Видите ли, в празднике примут участие и профессора, и писатели, всего человек до десяти. Чтобы не было совпадения в темах, желательно заранее знать…

Второй представитель. Конечно, в самых общих чертах…

Первый представитель. Содержание предполагаемых речей. Может быть, вы не отказались бы передать нам…

Второй представитель. В нескольких словах…

Первый представитель. Программу вашей речи.

Пастор. Мне это очень трудно. Я никогда заранее не обдумываю плана.

Первый представитель (почтительно). Хотя бы тему. Ведь Геринг был столь разносторонен. О нём можно говорить и как о мыслителе, и как о художнике, богослове, публицисте, наконец, человеке…

Пастор встаёт. Молча проходит по комнате. Пауза.

Пастор (останавливаясь). Я буду говорить о нём как о пророке свободной правды и обличителе всякой лжи. (Говорит стоя. Голос постепенно меняется: из тихого, напряжённого переходит в металлический, властный.) В Геринге больше всего меня поражает сила его правдивости. Преклониться перед этой силой мне прежде всего хотелось бы.

Видите ли, о нём говорить труднее и легче, чем о ком-либо другом. Труднее потому, что чем человек выше, тем труднее лгать перед ним. А публичная речь всегда наполовину ложь. Мы все изолгались. Лжёт наш голос, наши жесты, наши слёзы. Лгут ораторы, слушатели. Лжёт всё и внутри нас, и вокруг нас. Я знаю: многие задыхаются от этой лжи. Готовы кричать в исступлении, чтобы прорвать это мёртвое кольцо лживости. Но сил нет. Не может одинокая душа преодолеть лживость, накопившуюся веками. И вот перед лицом выразителя мировой совести, каким я считаю Геринга, мучительно думать, что в похвалах и восторгах, которые будут расточаться в честь его памяти, эта подлая ложь будет осквернять наши уста. И хочется прежде всего призвать людей к правдивости. Именем великого человека, мирового гения, страдальца и праведника. Сказать им, что пора сбросить маски; пора показать лицо своё. Быть простыми, правдивыми. Не стыдиться того, что все мы грешные, маленькие, слабые. Все мы братья – нужно наконец понять это. Должен же прийти конец притворству, обману, лицемерию. Пусть перестанут стыдиться своих страданий, своих слёз, своего смеха. Мне хочется громко сказать – на кафедре разрыдаться не стыдно. (В волнении проходит по комнате. Тихим и утомлённым голосом.)

Но, с другой стороны, о Геринге говорить легко, потому что он слишком вдохновляет на правдивость. Он поднимает в душе всё самое светлое. Не нужно быть святым, чтобы правдиво говорить о нём.

Моя тема – обличение лжи. Из всех пороков ложь – самый ненавистный. Мёртвою рукою душит она человека. Начинает с мелочей, с повседневных пустяков, незаметно впивается в самую глубь души. Всюду несёт опустошение. Всюду смрадным дыханием отравляет жизнь…

Геринг, как сказочный богатырь, сорвал подлую маску с изолгавшихся людей.

Нищие духом, они попрятались в пятиэтажные дома. Спасаются от призрака совести на автомобилях, на экспрессах. Непроглядный мрак своих до основания прогнивших душ хотят рассеять электрическим блеском. Оглушить, одурманить мозг – грохотом машин. И он сказал им: вы лжёте. Вы нищие. Ваша культура бессильная, гнилая… Вы жалкие рабы бессмысленных страстей. Опомнитесь! Перестаньте лгать.

Люди зарылись от истины в груды печатной бумаги. Глупость, невежество своё хотят скрыть учёною пылью. Не зная самого главного: зачем жить и как жить, хотят притвориться знающими какие-то великие научные истины. И он сказал им: лжёте! Вы ничего не знаете. Как не знали и много тысяч лет назад. Ваша наука ни на шаг не приблизила человека к истинному знанию. Груда фактов – не истина. А вы, кроме факта, ничего не знаете. Перестаньте обманывать. Себя и других. Не делайте важных физиономий, оставьте самодовольный, научный тон. Будьте простыми, как дети. Они ближе к истине, потому что они правдивы.

Вы воспели любовь. Усыпали цветами брачное ложе. Не лгите, не лгите, не лгите! Ваш бра к – тот же разврат. Ваша любовь – гнусная похоть. Вы не видите в женщине человека. Вы втоптали в грязь её душу. И жена для вас – та же самка, та же любовница. Не усыпляйте вашу совесть поэзией. Не называйте утоление чувственности браком. Не говорите о равноправии, покуда не перестали как звери смотреть на женщину.

И что бы он ни говорил, что бы ни писал, хотя это было десятки лет тому назад, из его могилы, как властный удар колокола, несётся один великий завет: не лгите, не лгите, не лгите…(Садится в изнеможении на диван. Пауза. Приходя в себя.)