Но вожатый поднял руку и попросил немного обождать.
— Я не один. Со мной ребята, — сказал он и, повернувшись к двери, распахнул ее: — Входите!
В дверь потянулись мальчики, за ними — несколько девочек. Детворы набралось — полная комната. Не хватало места на скамьях. Некоторые уселись на пол. Пришлось начинать книгу сначала. Первой читала Дурсун, потом ее сменил один из мальчиков, пришедших с вожатым, потом читала одна из подруг Дурсун. Кончили чтение уже к вечеру. Пора было расходиться: кому за травою, кому теленка пригнать или накормить кур. Вожатый предложил:
— Давайте завтра перенесем наше чтение в клуб. Тут тесно, негде сидеть.
Дурсун застенчиво смотрела на него, не зная, что ответить. Вмешалась Гозельджик.
— Нет, ни за что! — воскликнула она. — В клуб не пойдем и сюда не будем пускать всех без разбору. Кто придет неумытый и непричесанный — не пустим, отправим домой.
Гозельджик, чистенькая, с аккуратно заплетенными косичками, имела право на такое требование. Она и над подругами теперь не прочь была посмеяться, если замечала у них непорядок в одежде.
— Правда, не пустим, Дурсун?
— А если ребята будут аккуратней тебя, тогда что? — возразил вожатый.
— Ну, это еще посмотрим! — задорно ответила Гозельджик.
— Ничего и смотреть. Кто нарушит порядок, того нарисуем в газете.
Дурсун захлопала в ладоши и громко воскликнула:
— Правильно, ребята! Будем каждый день выпускать «Боевой листок». На тех, кто нарушает дисциплину, карикатуры будем рисовать. Я умею рисовать.
— И я умею! — решительно заявил вожатый. — В следующий раз собираемся в клубе. Гозельджик я предлагаю назначить председателем санитарной комиссии.
5
С этого дня мальчики собирались сперва у вожатого, а девочки — у Дурсун. Чтобы не ударить лицом в грязь, вожатый строго-настрого проверял мальчиков, и если у кого-нибудь была плохо вымыта шея или оторвана пуговица на рубахе, Акмурад отправлял провинившегося домой. Гозельджик со своей стороны добросовестно исполняла роль председателя санитарной комиссии.
Только отряд командира, то есть Реджепа-Кетчала, — пятеро самых непослушных ребят, — еще не бывал в клубе. А между тем колхозный клуб находился рядом с домом Реджепа. Заманчивое дело пойти в клуб, где полным-полно колхозной детворы!
Утром, как только поднялось солнце, Реджеп уселся на веранде и принялся уплетать чурек с верблюжьей простоквашей — чалом. Он уже сходил в поле за травой и сделал все, что наказал отец. По улице мимо дома прошли пионеры с барабанщиком впереди. Немного спустя появились девочки и с ними дочь учителя. Все направлялись в клуб. Реджеп, не оставляя пиалы с чалом, поднялся и через перила следил за ребятами. Когда они вошли в клуб, на площадке появился Ораты и еще трое друзей Реджепа. Поддерживая друг друга, они стали заглядывать в окна. Жалко было беднягу Ораты: из-за своего малого роста он не доставал до окна и, наверное, ничего не видел. Реджеп выпил остатки чала, чурек спрятал за пазуху и, поднявшись на перила, крикнул:
— Ораты! Эй, Ораты, заходите в клуб. Я сейчас иду!
Кетчал бросился в комнату искать башмаки. Второпях схватил левый башмак и стал напяливать на правую ногу. Не лезет! Он сунул злосчастный башмак за пазуху и полез за сундук искать другой. Нашел, надел его на правую ногу, а о первом, который был у него за пазухой, забыл и стал его разыскивать. Обшарил всю комнату, заглянул на веранду, в другую комнату — бесполезно! Оглядел свои ноги, снова принялся искать и, так ничего не найдя, побежал к клубу. Друзья его, по-прежнему мучимые любопытством, осаждали окна. — Идемте! Пошли туда! — запыхавшись, махая руками, крикнул Кетчал.