Цайт: Продолжим психоанализ вашего детства. Вы начали писать еще ребенком?
Пелевин: Нет. Писать я начал поздно, в 25, 26 лет. В школе я не получал больше тройки за сочинения. Однако я быстро понял, чего от меня хотели, и старался это имитировать. Но мне постоянно говорили: «Это нехорошо. Ты не вкладываешь душу». Советская система образования в гуманитарной сфере напоминает мне опыты по замене здоровых конечностей на протезы. В плане технического образования все было более или менее сносно.
Цайт: Но вы ведь изучали литературу!
Пелевин: Нет. Это было позже. До этого я был аспирантом Московского Энергетического института. Страшно иметь дело со всем этим электричеством! Жизнь в Советском Союзе тасовала людей как карты — никто не имел понятия, почему он делает это, зачем. Когда я поступил в литинститут, там уже началась перестройка. Там, конечно же, толком ничему не научили; три года мы в основном выпивали. Я потом просто ушел, так как добился большего, чем мои преподаватели. И еще потому, что в пятый раз должен был сдавать экзамен по марксистско-ленинской философии. Я опасался, что у меня после этого на лбу появится красная звезда. Кроме того, останься я там еще на два года, дело кончилось бы циррозом печени.
Цайт: Теперь же марксистско-ленинская философия окончательно канула в лету, а граница между Востоком и Западом стали размытыми.
Пелевин: В Россию отвратительнейшим, грубейшим и откровеннейшим образом вошло то, что на Западе всегда укрывалось и отторгалось, потому что там еще имеются определенная культура и моральные ценности. Россия — это злая и несправедливая пародия на Запад.
Цайт: Ваши книги — это галлюцинаторные переживания и наркотические трипы. Вы когда-нибудь используете ваши сны в своих произведениях?
Пелевин: Не напрямую. Сон — это очень интересное состояние. Для меня нет разницы между сном и реальностью! То, что мы называем реальностью, на самом деле просто сон определенной продолжительности и последовательности. Это сон, в котором вы находитесь с восьми утра до одиннадцати ночи. Когда вы умрете, разницы между сном и явью уже не будет никакой.
Цайт: Это сложно представить…
Пелевин: Да это и не надо представлять. Надо только выпустить ум наружу. Несчастье человека в том, что он все функции хочет передать разуму, а его возможности, тем временем, ограничены. Это как если взять микроскоп и пытаться делать им абсолютно все: мыть полы, прочищать раковину или использовать в качестве собачьего поводка. Разум не годится для искусства.
Цайт: Если бы вы выросли в менее тоталитарном государстве, чем Советский Союз, может быть тогда вам удалось бы установить лучший контакт с реальностью?
Пелевин: Тюрьмы отличаются только тем, какая решетка на окне: ржавая или позолоченная. Человек находится в тюрьме, тюрьма — это мешок из костей и нечистот. Единственное отличие: одни понимают, что сидят в тюрьме, а другие — нет. Вот смотрите, вы рождаетесь; песочные часы переворачиваются, и песок струится вниз. После вашей смерти — абсолютно все равно, где вы жили и как.
Оригинал — http://www.zeit.de/1999/45/Russland_ist_nur_eine_boese_Parodie.
Перевод — http://www.pelevin.org/forum/users/Отто Пыренныймизинецбудды/comments/197395/.
Виктор Пелевин vs. Generation PR
13 ноября состоялись очередные занятия в PR-лаборатории журнала «Советник» и факультета прикладной политологии ГУ ВШЭ.
В них принял участие Виктор Пелевин. А вот член экспертного совета Алексей Кошмаров отказался, назвал писателя «отражением собственных текстов на так называемую «реальную жизнь»» и заявил, что «не считает для себя возможным обсуждать с котлетой принципы кулинарии».
Как показали занятия, точка зрения г-на Кошмарова не лишена серьезных оснований, как впрочем и мнение г-на Пелевина о том, что «кулинар» Кошмаров не застрахован от того, что в один прекрасный день сам может превратиться в «котлету».