Жизнь в солнечном луче

— Ну, раз не бывает, то какие могут быть разговоры?

— Отлично!

Мать помогла Андрею собрать на стол, потом ушла. Не успели друзья закончить поздний ужин, как пришел из больницы отец.

— О чем ты думаешь? — спросил Сергей.

— Ты будешь жить у нас,— ответил Андрей.

— Нет, исключено. Попытаюсь устроиться в общежитие. Все будет хорошо. Плохо одно — что я погорячился.

— Нет худа без добра,— сказал Андрей.

— Это из философии рабов,— строго ответил Сергей. Друзья сидели в полутемной комнате.

В столовую из отцовского кабинета пробивался свет.

Отец в защитном армейском кителе стоял у стены, увешанной разными запорожскими, сечевыми древностями, заложив руки за спину, и о чем-то думал. В самые трудные минуты он всегда приходил к этой стене. Это был его музей — обширное собрание принадлежностей запорожского быта.

Отец как-то сказал Андрею:

— Я знаю, что ты насмешник. По натуре своей. И этого из тебя ничем не выбить. Но одну мою просьбу ты должен уважить. Уважай коллекционеров. Это святые люди. Они могут собирать все, что угодно. Марки, монеты, медали, перья, ружья, бритвенные лезвия. Да еще мало ли что! Спичечные коробки, винные и пивные этикетки. Еще многое другое. Но ты никогда не смейся над ними, они творят великое дело, чудаки и фанатики. Договорились?

Андрей обещал — может быть, потому, что сам видел, какой магической силой эта коллекция обладала в трудные для отца минуты.

Кое-чего в ней все-таки не хватало.

— Когда отыщу,— говорил отец,— подарю все музею.

Но Андрей понимал, что отцу будет трудно расстаться со своим собранием. И он его оправдывал: оно помогало отцу побеждать болезни других людей, находить пути к спасению людей, а много таких дорог отыскал отец, вот так раскачиваясь перед стеной, засунув руки в карманы, или заложив их за спину, или поглаживая какой-нибудь старый келеп.

— Сергей, скажи,— попросил Андрей,— когда раньше у тебя бывали такие часы, ты куда уходил?

— Никуда. Мне некуда было уходить. И я в себе самом подавлял самого себя. А теперь у меня есть человек, к которому я могу прийти с чем угодно: и с горем, и с победой. Ты.

Чьи-то шаги на дорожке прекратили движение в памяти. Кто это?

— Здравствуй, Андрей!