Комната с призраками

Остальные согласно кивнули, самый молодой шагнул вперед, поднял лом и изо всех сил ударил по верхней части двери. Того, что последовало за этим, никто из них не ожидал. Ни треска, ни звука ломающегося дерева не проистекло, лишь глухой удар будто о стену. Слуга с криком уронил инструмент и стал потирать локоть. Все тут же перевели свой взгляд на него, а затем Андерсон снова глянул на дверь. Она исчезла, а сам он пялился на оштукатуренную стену коридора, пробитую в том месте, куда ударил лом.

Номер 13 прекратил свое существование.

Некоторое время все стояли, застыв на месте и уставившись на голую стену. Со двора раздался крик раннего петуха, и, когда Андерсон глянул в том направлении, он сквозь окно в конце длинного коридора увидел, что начинается рассвет.

– Может быть, – с сомнением произнес хозяин, – джентльмены, вы переночуете в каком-нибудь другом номере – двухместном?

Ни Йенсен, ни Андерсон не отказались от этого предложения. После пережитого они ощутили желание вдвоем продолжать расследование. Они сочли, что будет хорошо, пока один будет собирать вещи у себя в комнате, другой станет ему светить свечой. Еще они заметили, что и в 12-м и в 14-м Номерах было по три окна.

На следующее утро вся компания воссоединилась в Номере 12. Хозяину, естественно, не хотелось прибегать к помощи извне, тем не менее стояла острая необходимость раскрыть тайну, присущую этой части дома. Таким образом, двое слуг были вынуждены взять на себя обязанности плотников. Из комнаты была вынесена вся мебель, и ценой безвозвратно испорченных половиц часть пола – ближайшая к Номеру 14 – была взломана.

Вы наверняка ждете, что там оказался скелет – скажем, магистра Николаса Франкена. Ничего подобного. Между балками, удерживающими пол, пряталась маленькая оловянная шкатулка. В ней лежал хорошо упакованный пергамент с примерно двадцатью рукописными строками. И Андерсон, и Йенсен (который, как оказалось, изучал палеографию) впали в ажиотаж при мысли, что их находка содержит ключ к столь поразительной загадке.

У меня имеется копия астрологического труда, который я никогда не читал. Между прочим, на фронтисписах у него были гравюры Ханса Себальда Бехама, на которой изображены волхвы, сидящие вокруг стола. Вероятно, по этой детали знатоки смогут опознать книгу. Сам я не в состоянии вспомнить ее название, да это в данный момент и невозможно; но на ее форзацах что-то написано. С тех пор, как она попала ко мне, прошло десять лет, и все это время я никак не могу определить, с какой стороны следует читать написанное, не говоря уж о языке. Андерсон с Йенсеном после длительного изучения документа из оловянной шкатулки оказались в подобном же положении.

После двухдневного созерцания бумаги Йенсен – более дерзкий из двух – отважился предположить, что язык документа – то ли латинский, то ли старо-датский.

Андерсон же не решился выдвинуть какие-либо догадки и сильно желал отказаться от шкатулки и документа в пользу музея Исторического общества Виборга.

Всю это историю я услышал от него несколько месяцев спустя, когда мы были в лесу близ Упсалы. До этого мы вместе пребывали в библиотеке, где мы – вернее, я – хохотали над договором, по которому Даниэль Салтениус (в прошлом профессор древнееврейского в Кёнигсберге) продал свою душу сатане. Андерсон же не очень удивился.

– Юный идиот! – воскликнул он, имея в виду Салтениуса, который учился на последнем курсе, когда совершил столь опрометчивый поступок.

– Откуда он мог знать, чьей благосклонности добивался?

Когда же я привел обычные рассуждения по этому поводу, он лишь заворчал. А позднее в тот же день он поведал мне то, что вы только что прочитали; но делать какие-либо выводы из происшедшего или соглашаться с моими умозаключениями он отказался.

Граф Магнус

Каким образом ко мне попали документы, послужившие источником этой истории, читатель узнает в конце повествования. Но прежде чем перейти к изложению выдержек из них, я считаю необходимым объяснить, в каком они существуют виде.

Частично эти документы представляют собой путевые записки – заметки к будущей книге. Книги подобного рода часто издавались в сороковых и пятидесятых годах прошлого веха, например «Дневник пребывания в Ютландии и на Датских островах» Хораса Марриата.

Обычно в таких книгах описывается какое-нибудь малоизвестное местечко в Европе. Иллюстрированы они различного типа гравюрами. В них подробно объясняется, где расположен такой-то отель и какие слова надо произносить в зависимости от ситуации, то есть то, что в нынешние времена мы можем найти в любом путеводителе. Кроме того, в этих книгах даются описания бесед с воспитанными иностранцами, энергичными хозяевами гостиниц и словоохотливыми селянами. Одним словом, это разговорники.

Постепенно заметки к будущей книге, попавшие ко мне, стали приобретать характер отчета рассказчика о лично переживаемом приключении. Отчет этот был дописан почти до самого конца.

Рассказчика звали мистер Уорэксолл. Все мои знания о нем основаны исключительно на попавших ко мне записках, из которых я сделал вывод, что он был человек пожилого возраста, обладал небольшим состоянием и не имел никаких родственников. По всей видимости, постоянного места жительства в Англии у него не было, а жил он то в гостиницах, то в пансионах. Возможно, он лелеял мечту когда-нибудь в будущем поселиться где-нибудь навсегда, но эта мечта так и не осуществилась. К тому же похоже на то, что пожар на мебельном складе, происшедший в начале семидесятых, уничтожил большую часть его собственности, он раза два ссылается на то, что она хранилась именно там. Таким образом, документация, которая могла бы пролить свет на его прошлое, не сохранилась.