Последняя инстанция

22
18
20
22
24
26
28
30

— Ну, пишите, пишите! — затвердила Тамара, как бы подстегивая пришельца невидимым кнутиком. — Пишите записку, чего же вы?

Он порылся в карманах: нечем, дескать, и не на чем.

В своем коротеньком платьице, тонконогая, бросилась она разыскивать бумагу и карандаш. Письменными принадлежностями пользовались тут, видно, не часто: искала долго, нервно. Вообще она была какая-то издерганная, измученная и все время оглядывалась на Бурлаку; он это особо отметил.

Еще был столик возле окна, похоже — детский. На столике лежали книжка с картинками — зверята всякие — и электробритва без футляра — «Харьков», первого выпуска. Стояла бутылка из-под пива, — Бурлака, изловчившись, глянул на этикетку: куплена третьего дня, не раньше.

— Что-то вы похудели с тех пор, — сказал он, пройдясь по комнате, отогнув мимоходом полотняную портьерку на дверях: пятно?

— С каких это тех? — оглянулась нервно Тамара. — С каких это тех? Что это вы выдумываете, странный у вас разговор! На Краснознаменной работала, да, а вас не обслуживала, не помню такого. Нате вот карандаш, пишите, самописка куда-то завалилась.

Пятно — и вроде бы замытое. Или затертое? Ржавчина? Или же глаз повинуется предвзятому мнению?

— Не приведи господь такую жинку иметь, — сказал он, присаживаясь к столику. — Страх и ужас.

— Страх и ужас, — скороговоркой повторила она со смиренным вздохом. — Вы ж подпишитесь полной фамилией, — заглянула через его плечо. — А как про вас передать?

— Мосьякова товарищ, — сказал он. — Алексей.

— А я — Тамара Михайловна, — протянула она руку. — Будем знакомы.

«Психованная баба, — подумал он, протягивая свою. — Хуже нет с бабами дело иметь».

Почерк инспектора Бурлаки не был секретным оружием в борьбе с преступными элементами, однако же он так усердно, непривычно для себя выводил буквы, что грифель сломался.

— Качество! Ножичка у вас не найдется?

Она пошла на кухню — блатная баба явно, а клюнула на дешевую покупку. Был бы на месте инспектора впрямь фармазонщик — вот и купилась бы.

Он снял головку бритвы. Просто так — из пустого озорства. Ради того, чтобы потом в юмористическом свете доложить Кручинину об этой тонкой операции. Он снял головку и чуть было не расхохотался. Анекдот: в бритве не хватало такого же точно колесика, какое выколупал Кручинин из подошвы хранящегося у него башмака.

Что сверх меры, то всегда анекдотично. Инспектор Бурлака привык доверять живым свидетельствам и менее доверял свидетельствам неодушевленных предметов. Это была не совсем верная позиция, за нее склоняли его не единожды. Но в данном случае даже упрямец Кручинин, но всей вероятности, с ним согласился бы. Карта идет — это хорошо. Однако же, когда идет она чрезмерно, начинают подозревать игрока в жульничестве, а фортуну в подвохе. Инспектор Бурлака был оптимист, но задешево не покупался. Он знал, что напал на след, однако же всяким там хвоинкам да колесикам не намерен был придавать значение.

Пятно на портьерке — это посущественнее.

И еще отметил он, что паркет у двери жирно намазан мастикой и свеже натерт, а вообще-то полы тут давненько не натирались.

Психованная Тамара принесла кухонный ножик.