Последняя инстанция

22
18
20
22
24
26
28
30

Тут были столики — для пассажиров с проходящих поездов, но захаживали и местные — тяпнуть стопку по-быстрому и загрызть бутербродом. В этот час тут было пусто. Он сел за столик.

Завсегдатаи злачных мест звали буфетчицу Нюсей, хотя была уже в летах и нрава сурового, наружности строгой, не располагающей к кабацкой фамильярности. Звали Нюсей — и никакая сила, а она, конечно, свыклась, не возражала. Бурлака не предполагал увидеть ее здесь — прежде она работала в подвальчике на Конюшенной.

— Растем? — подмигнул он ей, когда подошла. — С повышением, тетя Нюся!

— А вы такой же шутник, Алексей Алексеевич, — сдержанно улыбнулась, присаживаясь. — План даден выше и в другой системе — вот и все повышение. А торговать можно всюду. Кушать будете?

Он попросил буженины и пива; к обеденному перерыву дело шло — проголодался. Она вообще по столикам не разносила — брали сами, но ему принесла.

— Ищу человечка, — сказал он, принимаясь за еду. — По нашим научно-популярным расчетам, где-то на той неделе вполне допустимо, что шастал во вверенном вам участке.

Она имела уже опыт, — ей рассусоливать было незачем.

— Покажите, Алексей Алексеевич. Посмотрю.

Он показал.

Имела уже опыт, покачала головой:

— Никогда не подумаешь… А карточка-то с туалетом?

— Ну да! Разве заметно?

Туалетом назывались у них манипуляции, при помощи которых оригиналу придавался естественный вид.

Она не ответила, вглядывалась, изучала. Он мигом расправился с бужениной, еще и крошки с тарелки подобрал и налил себе пива.

— Вру? — подняла она голову. — Нет, не вру! На прошлой неделе было, в пятницу или в четверг. К вечеру ближе, около шести. Прячьте, — протянула она фото, — не вру. Был такой, подходил, вон как вы вошли, — прямо с перрона, одетый. Я, Алексей Алексеевич, по первому разу не запоминаю, а почему запомнила — скажу. Дайте-ка, еще контрольно поглядим.

— Глядите, тетя Нюся, — глотнул пива Бурлака, достал из кармана сигареты. — Проконтролируйтесь как следует быть.

Он столько времени угробил на эти поиски, что у него, ей-богу, всякие чувства притупились. Он только подумал о Кручинине: Кручинин будет рад, а чему тут радоваться — это вопрос второстепенный.

— Вне всяких! — торжествующе произнесла тетя Нюся, возвращая фото. — Подошел, заказал сто грамм. Рубль двадцать с него — без закуски. Закуски не заказывал. Запить ему дала полстакана. Минеральной.

— В чем был? Опишите.

— Вот это, пожалуй, не опишу, — прикрыла глаза рукой тетя Нюся. — В верхнем, это помню. Пальто демисезонное, а головной убор? Или без головного убора? Или в кепке. Ничем, Алексей Алексеевич, не выделялся. Обыкновенный пассажир. Средних лет.