— Блядь! — срывается с моего языка самое цензурное высказывание из тех, что крутятся в голове, — Белка… — выдыхаю, следя за тем, как спешно она поднимается из-за столика. — Выпорю, — цежу сквозь зубы, сжимая в ладони бокал.
Плевать на происходящее вокруг нас дерьмо, на то, что мне нельзя с ней быть, на то, что я должен ее забыть, отпустить и не думать о ней! На все плевать! Сейчас меня накрывает такой ревностью, что я готов свернуть голову всем, кто смотрит ей вслед.
Это ее блядское платье, новая стрижка и цвет волос окончательно срывают крышу. Разум отключается, и я, с грохотом водрузив бокал на барную стойку, встаю и иду за ней следом. Заберу, отвезу домой, а там разберемся.
Вылетаю в фойе и с ходу ору какому-то бессмертнику, обнимающему мою Белку со спины:
— Руки убрал!
— Чего? — ухмыляется убогий еще крепче, прижимая к себе Киру.
Малышка вскидывает на меня огромные перепуганные глазищи, царапая душу удивлением, моментально сменяющимся холодом отчуждения.
— Я сказал, руки от нее убрал! Немедленно!
— А то что? — Вот, правда, бессмертный, кулаки аж зудят от желания врезать пройтись по его лицу, отчего-то кажущемуся мне знакомым.
— Вань… — Не сводя с меня дерзкого взгляда, Белка словно укутывается в объятия обнимающего ее парня, отгораживаясь от меня. — Пойдем танцевать.
— Хорошо, детка, — поддакивает он, победоносно ухмыляясь. — прости мужик, но девочка тебя не хочет.
Игнорирую его подкол и выжидающе смотрю на малышку. Но та лишь обреченно качает головой, позволяя увести себя.
— Кира!
Последняя попытка вразумить девчонку разбивается о ее холодное:
— Все кончено. Мы не в силах что-либо изменить, — обреченно выдыхает Белка. — Оставь меня в покое! — на грани истерики требует она.
А я сжимаю кулаки до боли в пальцах, сдерживая звериный рык отчаяния.
— Прощай. — Её тихий шелестящий голос ледяными иглами вонзается в сердце.
Все, что происходит потом, всплывает в памяти мерзкими картинками загула.
Я в хлам нажираюсь в соседнем баре, с кем-то дерусь и только чудом не попадаю в кутузку, а добираюсь до дома.
Несколько дней, а может, недель в пьяном угаре опустошаю все запасы элитного коллекционного алкоголя у себя в квартире. Не отвечаю ни на чьи звонки и лишь желание расквасить морду тому, кто вот уже полчаса с усердием вдавливает кнопку дверного звонка, заставляет меня открыть входную дверь.