Дети играют в волчок, подковки[17] и бросают шарики. Учатся ходить, перемещаясь по дому в ходунках. Девочки играют в куклы, изготовленные из дерева или обожженной глины. И дети, и взрослые принимают участие в уличных играх, вроде казаков-разбойников, игры в кегли или жмурок. Не менее популярны и спортивные развлечения — плавание, борьба, старинные прототипы футбола и тенниса: в последний играют без ракетки, но надевая на руку специальную накладку. Излюбленное развлечение всех социальных классов — петушиные бои. Зимой популярно своеобразное «катание на коньках», роль которых исполняют лошадиные берцовые кости: привязав их к обуви, люди продвигаются по льду при помощи шеста с металлическим наконечником. Мальчишки используют шесты как копья в некоем подобии рыцарского турнира, проносясь мимо друг друга по льду.
Люди всех возрастов играют в кости, шахматы и шашки. Особенно шахматы в большой моде. Некоторые владеют поистине великолепными шахматными досками, установленными на специальных столах, с тяжелыми фигурами, вырезанными из слоновой кости, где кони выглядят как рыцари, побеждающие драконов, а короли и ферзи изображены в виде королей и королев в парадном облачении. Лишь недавно игра обрела свои окончательные правила: до XII века главными фигурами на доске по обеим сторонам были два короля или король и его министр, следовавший за ним по пятам. В конце концов «министр» превратился в «даму», первоначально не меняя своего подчиненного положения в ходе игры. Затем «дама» окончательно превратилась в «королеву»[18] шахматной доски, получив возможность свободно ходить в любом направлении.
Церковь порицала игры в любых формах — будь то настольные игры, лицедейство, танцы, карты, кости и даже физические упражнения (в частности, в отношении студентов университетов). Игры, впрочем, процветали вопреки всему, даже при дворе благочестивого Людовика Святого, как свидетельствует о том хроникер из Труа рыцарь Жан де Жуанвиль. Направляясь на корабле в Крестовый поход и предаваясь скорби по поводу кончины брата Робера Артуа, король пришел в ярость, найдя своего другого брата, графа Анжуйского, играющим в триктрак с Готье де Немуром. Король в ярости схватил доску с фишками и выбросил за борт, возмущенный тем, что брат смеет предаваться игре в такой момент. «Для господина моего Готье, — пишет Жуанвиль, — то была большая удача, ведь перед этим он поставил на кон все свои деньги».
В ходу были и своего рода «салонные игры», которые описаны в пьесе Адама де ла Аля «Игра о Робене и Марион». В игре «Святой Косьма» один игрок представляет святого, остальные же приносят ему всяческие подношения, которые должны представить ему, не засмеявшись. После того как один из «приносящих дары» не сможет сдержать смеха (эту задачу затрудняют и гримасы «святого»), он должен уплатить штраф и сам сделаться «святым Косьмой». В другой игре под названием «Честный король» король или королева, избранные остальным обществом, увенчивается венком из соломы и задает вопросы каждому играющему, в свою очередь отвечая на их вопросы. Вопросы, которые задают крестьяне — персонажи «Игры о Робене и Марион», весьма невинны:
Бодон
Готье
И далее:
Бодон
Гюар
Детской литературы, то есть сочинений, написанных специально для детей, еще не существует. Однако народные предания, сохраняющиеся из века в век, обрастая различными вариациями, служат популярным развлечением и для детей, и для взрослых. Одна из таких историй, которая никого не оставит равнодушным, повествует о пастухе и королевской дочери:
Жил некогда король, который сам всегда говорил лишь правду, и впадал в гнев, если слышал, что его придворные называют друг друга лжецами. И однажды он вовсе запретил произносить слова «Ты лжешь!». А чтобы подать подданным пример, провозгласил, что, если кто из них услышит от него эти слова — «Ты лжешь!», за того он выдаст свою дочь.
И молодой пастух решил попытать счастья. Одним поздним вечером, после ужина, король — иногда он любил так делать — отправился в кухню послушать, как слуги поют песни и рассказывают истории. Когда настал его черед, пастух начал свой рассказ:
— Помогал я батюшке на мельнице, возил мешки с мукой на осле. Раз нагрузил я его слишком тяжело, и осел мой переломился надвое…
— Бедная скотина, — сказал король.
— Тогда я вырезал ореховый прут, соединил две половины моего осла и проткнул его прутом так, чтобы прут удерживал две половины вместе. Осел стал как прежде и повез мою муку покупателям. Что вы на это скажете, сир?
— Довольно неправдоподобная история, — сказал король. — Однако продолжай.
— На другое утро я с удивлением увидел, что прут мой пошел в рост, покрылся листьями, а кое-где даже появились орехи. На нем выросли могучие ветви и росли до тех пор, пока не достигли небес. Влез я на это ореховое дерево, и лез, и лез по нему, и скоро добрался до самой луны.
— Ну это уж немного чересчур, однако продолжай.
— Там увидел я нескольких старух, веявших овес. Когда мне захотелось уже слезть обратно на землю, осел мой ушел вместе с ореховым деревом, так что пришлось мне связывать овсяные бородки, чтобы сплести веревку.
— Это уж совсем чересчур, — сказал король. — Однако продолжай.