— Вот и прекрасно! — обрадовался я.
Но, увы, наши великолепные гонные охоты после этой истории продолжались недолго. Жадность к добыче оказалась сильнее всех благих Митиных намерений, и от охоты с ним мне все-таки пришлось отказаться.
Однажды мой давний приятель, старый лесник, пришел ко мне поделиться своей удачей.
— Новую нору нашел, — радостно сообщил он. — Сам видал, как в нее матерая лисица ушла. Хочу подстеречь!
Я рассказал о находке лесника Мите и попросил его никому об этом не говорить, чтобы не испортить старику охоты. Каково же было мое негодование, когда я узнал, что кто-то все же опередил лесника — убил лису у норы.
— Я-то ее берег! Только тебе доверился! — чуть не со слезами сетовал старик, и в голосе его был горестный упрек.
— Клянусь, в твоей лисе я не повинен, — заверял я его тогда.
Но, как выяснилось потом, в этой истории был виноват я. Лису прикончил Митя. После моего рассказа, в ту же ночь, он отправился к норе, залег у входа и на рассвете, едва показалась рыженькая мордочка, убил лису.
Когда я узнал об этом, то с возмущением спросил Митю:
— Как же ты посмел воспользоваться простотой старого лесника и моей дружеской откровенностью?
— Старый вы человек, и понятия ваши старые, — снисходительно ответил мне Митя. — Лиса вольная. Каждый член общества охотников имеет законное право бить ее, я и убил! Вот и весь сказ!
Может быть, по праву закона Митя был прав, но я со своими «устарелыми» понятиями об охотничьей честности и морали не мог больше охотиться с ним и откровенно, без обиняков тогда же сказал ему об этом.
Он удивленно поднял брови, пожал плечами и, простодушно улыбнувшись, ответил:
— Ваша собака — ваша воля!
7
Для многих непонятно, что понуждает Никанора Романовича Пронкина ходить на охоту. Грузный, рыхлый, он шагает, тяжело переставляя ноги, и при этом пыхтит, словно юз тянет. Стреляет Пронкин неважно. Он почти всегда запаздывает. Но, промахнувшись, никогда не горюет. Только скажет безразличным тоном:
— Не везет, — и спокойно перезарядит ружье.
А если убьет, то кряхтя, не спеша подберет добычу и, не рассматривая, сунет в сетку. Разговоры охотников его не интересуют, и он редко когда принимает в них участие. Ходить много он не любит и обычно через каждые полчаса требует: «Отдохнем!» И, не дожидаясь согласия, тут же опускается на траву или на пень.
И к природе Пронкин относится равнодушно — я не знаю случая, когда бы он заметил ее красоту. Восторженные восклицания охотников, пораженных великолепием природы, вызывают только его недоумение. Осмотревшись, он обычно в таких случаях говорит:
— Деревья как деревья, трава как трава — ничего особенного.