Любовь шевалье

22
18
20
22
24
26
28
30

— Какая разница, отец!.. Лучше погибнуть от выстрела…

— Ты прав, но у нас в запасе только четыре дня, а с этой дверью даже с инструментами не справиться и за неделю!.. Кроме того, услышав шум, примчится часовой, и тогда нам крышка!..

— А окно? — деловито спросил шевалье.

— Посмотри сам. Нужно извлечь пару-тройку крепко сцементированных каменных глыб, чтоб добраться до решетки. А потом еще выломать железные прутья… И что в результате? Вылезем во двор, где полным-полно солдат…

— Значит, никакой надежды?

— Бежать, во всяком случае, отсюда невозможно. А надежда у нас осталась одна: даст Бог, погибнем без особых мучений и примем смерть достойно…

Дорогой читатель! Прежде чем покинуть Тампль, заглянем к коменданту Монлюку, о котором мы уже упоминали. Отправив шевалье в камеру и распрощавшись с Моревером, Монлюк поспешил в собственные покои. Приезд Моревера оторвал коменданта от обеда, и теперь Монлюк с удовольствием вернулся к трапезе.

— Пить! — прорычал он, плюхнувшись в резное кресло.

Столовая в жилище коменданта была просторной и красиво обставленной. Дубовый стол, кувшины из полированного олова, расписная посуда, серебряные светильники — все это придавало комнате сходство с залом в доме богатого горожанина. Но в квартире коменданта царил страшный беспорядок. Горы грязных тарелок, закапанная воском мебель, пятна на скатерти, паутина в каждом углу…

Стол в центре комнаты ломился от блюд с жареным мясом и множества бутылок. Кроме того, там находилось три прибора — один для коменданта и два для молодых особ, ожидавших возвращения Монлюка. При появлении коменданта обе дамы торопливо наполнили стаканы.

Полураздетые красотки с растрепавшимися волосами и сильно накрашенными лицами даже не делали попыток зашнуровать свои корсажи. Обе девицы были весьма недурны собой, но порок уже наложил отпечаток на весь их облик. Эти крепкие и отнюдь не худенькие дамочки были как раз во вкусе Монлюка — одна рыженькая, другая брюнетка. Обе зарабатывали на жизнь, без устали торгуя своим телом.

Первую так и звали Руссотта-Рыжая, вторая именовалась Пакеттой. Обе не отличались умом, были покладисты, безобидны, не слишком высоко ценили свои истасканные прелести и с готовностью соглашались на все.

Монлюк одним глотком осушил громадный бокал и вновь гаркнул:

— Пить! У меня во рту пересохло!

— Это от окорока, — предположила Руссотта-Рыжая.

— Да нет, по-моему, козлятина была слишком острой, — живо откликнулась Пакетта.

— Уж не знаю, почему, птички мои, но меня мучает жажда! Жажда вина и женской ласки!

— Так утолите же ее, монсеньор!

И красотки, взяв по бутылке, перелили с двух сторон их содержимое в гигантский бокал.

Вскоре трапеза превратилась в настоящую оргию; впрочем, ничего другого ее участники и не ожидали. Когда Моревер привез Пардальяна, Монлюк уже был навеселе. Теперь же он напился до одурения. Его пьяные гостьи вытворяли что-то непотребное. Они сбросили с себя легкие платья и носились по комнате голышом, а Монлюк, изображая фавна, ловил их и таскал на руках, усадив Пакетту на правое плечо, а Руссотту — на левое. Затем он принялся подкидывать их вверх… Девицы хохотали, хотя уже были в синяках, а у Руссотты хлынула носом кровь. Комендант резвился, как молодой жеребей. Он вдруг решил затеять с красотками борьбу.