Любовь шевалье

За закрытыми дверями домов, принадлежавших католикам, горожане, готовые выскочить на улицу, замерли в напряженном ожидании, вслушиваясь в безмолвие ночи.

На улицах молча стояли люди: от одной группы к другой быстро и неслышно перебегали связные, передавая приказы. Среди них были герцог де Невер и герцог де Монпасье. Все волновались в ожидании сигнала, но колокола не звонили. На улицы высыпали монахи из всех обителей Парижа: кордельеры, августинцы, кармелиты, иезуиты; их лица сияли — они давно ждали этого дня…

Каждый занял свое место. Тень католической инквизиции легла на столицу.

Гробовая тишина царила в Париже. Это было безмолвие смерти…

Глава 31

СЕКРЕТЫ ПЕРЕВОПЛОЩЕНИЯ

В это время, между вторым и третьим часом ночи, в те роковые минуты, когда по темному городу расползался ужас, кошмарные события происходили в крепости Тампль. Участие в них принимали старший и младший Пардальяны. Столь страшные сцены потрясают людское воображение и рука писателя замирает, не отваживаясь воспроизвести их. Однако, чтобы подготовить читателя, нам придется ненадолго сосредоточить внимание на речах и поступках еще одного персонажа нашей истории. Мы имеем в виду астролога королевы, господина Руджьери.

Не было при французском дворе человека, веровавшего так глубоко и пылко, как Руджьери. Его вдохновляла собственная религия. Астролог поклонялся Абсолюту. Можно ли назвать его сумасшедшим? Вероятно, хотя мы не стали бы утверждать этого наверняка. Руджьери носил в своем сердце мрачные секреты уходящего средневековья. Он родился во Флоренции, и не исключено, что отцом его был какой-нибудь сирийский или египетский маг, внушивший сыну интерес к эзотерическим исследованиям.

Алхимия и астрология полностью поглотили Руджьери. В обычной жизни он часто проявлял нерешительность, нередко колебался, но когда переходил к философским абстракциям, над постижением которых бились многие гениальные умы — от халдейских магов до Льюлля, от Никола Фламеля до Парацельса, Лейбница и Спинозы [17] — разум его обретал необыкновенную мощь и ясность.

Пытаясь найти философский камень, смешивая одни химические субстанции и создавая другие, астролог научился изготовлять сильнодействующие яды. Но отметим, что для него и философский камень, и пророчества небес являлись двумя гранями Абсолюта. К третьей его грани Руджьери пытался приблизиться с помощью своих эзотерических исследований: он искал способ обрести бессмертие. Астролог был захвачен безумной мечтой: он стремился достичь неограниченной власти, завладев неограниченным богатством, познать Абсолют, умея читать будущее по звездам, и вкушать все радости жизни, обретя бессмертие.

Когда астролог уставал наблюдать за звездами, он обращался к химии; когда ему надоедали колбы и реторты, он погружался в изучение смерти. Руджьери покупал у палачей тела казненных и часами возился с ними. Он пытался оживить труп!

«Что такое сердце? — думал он. — Своего рода маятник. Что такое кровь? Субстанция, несущая жизнь. Вот передо мной лежит человеческое тело. В нем есть кровь, а стало быть, и жизненная сила. Есть сердце, то есть орган, поддерживающий ток жизни. Мышцы, нервы, кожа, мозг — все есть. Еще утром это тело было живым. Петля зажала шею — и оно обратилось в труп. Но ведь оно осталось совершенно таким, каким было до казни! Чего же лишено теперь это материальное тело? Разумеется, тела астрального, которое и заставляло работать маятник, и гнало по жилам субстанцию жизни. Так что же нужно сделать? Попробовать вернуть астральное тело и опять поместить его в эту материальную оболочку, только и всего! Смерть есть не что иное, как разделение астрального и материального тела. Если я найду формулу заклинания, которое вновь поселит астральное тело в материальном, человек воскреснет… Но, создав такое заклинание, я смогу заставить астральное тело никогда не покидать материального, и тогда… тогда я обрету бессмертие!»

Придя к такому заключению, астролог изготовил восковую фигурку, воплощавшую, как он считал, астральное тело покойника, и принялся колдовать над статуэткой. Порой ему чудилось, что мертвец шевелится, точно пробуждаясь, однако иллюзия сразу же рассеивалась.

Он долго размышлял над этой проблемой, пока его наконец не осенило.

— Какая ошибка! — прошептал астролог. — Мне известно, что кровь — все еще в трупе. Правильно! Однако она ведь уже не жидкая. Она давно свернулась, потому и перестала быть носителем жизни. Значит, тело следующего мертвеца нужно будет заполнить кровью живого человека!

Таковы новые штрихи к портрету Руджьери, зловещий лик которого озарен для нас теперь жутким, мертвенным светом. Перенесемся же на пять дней назад в храм Сен-Жермен-Л"Озеруа. Мы помним, как оттуда выскользнуло несколько человек; они волокли убитого графа де Марийяка.

Проявив великодушие, Екатерина оставила тело Алисы де Люс Панигароле, а труп Марийяка разрешила взять Руджьери. Астролог ждал возле собора и, заметив мужчин, несущих тело его сына, подбежал к этим людям и что-то шепнул, после чего мрачная процессия двинулась за флорентийцем. Оказавшись на улице де Ла Аш, Руджьери распорядился, чтобы его спутники опустили свою страшную ношу на мостовую и исчезли. Оставшись в одиночестве, астролог с трудом приподнял труп и донес, вернее, дотащил его до парка Екатерины Медичи. Там он взвалил тело Марийяка себе на спину и кое-как добрался до маленького, хорошенького особнячка, в котором находилась лаборатория.

Руджьери положил тело на большой мраморный стол, снял с убитого одежду и аккуратно обмыл его. Потом он обработал труп бальзамирующими веществами, которые препятствуют разложению. Такому опытному химику они, разумеется, были прекрасно известны. Затем астролог склонился над столом и тщательно обследовал тело сына: кинжалы оставили на трупе рваные раны; были повреждены почти все важные органы; грудь, плечи и шею покрывали ужасные шрамы и глубокие порезы. Но на лице Марийяка лежала печать умиротворения. Он, похоже, не успел понять, что его убивают, ибо первый же удар в спину, нанесенный в тот миг, когда граф рванулся к Алисе, был смертельным. Глаза юноши остались полуоткрытыми. Руджьери попытался опустить ему веки, но не сумел этого сделать. Тогда астролог положил на лицо сына благоуханный платок из тончайшего батиста, который лежал в кармане у Марийяка и был помечен инициалами Алисы де Люс.

Астролог был совершенно спокоен: на смену горю безутешного отца пришел интенсивный труд ученого. Руджьери напряженно размышлял, недвижно просидев несколько часов; он замер, словно статуя; лишь время от времени его тело конвульсивно подергивалось. Он был бледнее лежавшего перед ним мертвеца, но глаза его горели диким огнем.

Наконец астролог прервал свои мрачные раздумья и забормотал, точно в бреду: