Любовь шевалье

22
18
20
22
24
26
28
30

— Мне все известно, мадам; сейчас они скрываются во дворце Монморанси. Ваше Величество, возможно, я изумлю вас — но признаюсь: за смерть Пардальянов я не попрошу у вас ни графского титула, ни поместья, ни двухсот тысяч ливров. Более того: я готов рискнуть жизнью ради счастья изловить их и собственноручно свернуть им шеи…

— Вижу, — задумчиво промолвила Екатерина, — они задели и вас, мой милый Моревер.

Ее собеседник, не сказав ни слова, дотронулся пальцем до глубокого багрового шрама, пересекавшего его правую щеку.

— Недурная работа, — усмехнулась королева, — память до конца дней…

Моревер покраснел, но сразу совладал с собой и отвесил вежливый поклон.

— Разрешите мне удалиться, Ваше Величество.

— Ступайте, сударь, и не забывайте: за верную службу вы получите от меня все, о чем только мечтаете. И не бойтесь просить слишком многого.

Моревер еще раз поклонился и выскользнул из часовни.

«Так, — подвела итог королева, — с Колиньи и с Пардальянами разобрались… Теперь займемся нашей славной кузиной Жанной д"Альбре.»

Екатерина опустилась в просторное кресло и изобразила на лице светлую грусть. Достав маленькое зеркало, она поглядела в него и удовлетворенно хмыкнула. Потом королева уселась в кресле поудобнее, приняв позу безмерно утомленного человека, и накинула на волосы тонкий черный шарф; этот штрих удачно завершил образ исстрадавшейся матери. Только тогда Екатерина кликнула преданную Паолу. По знаку своей госпожи та поспешила в смежный зальчик и так же безмолвно, как впустила Моревера, ввела в молельню следующего посетителя, а затем неслышно скрылась.

А Моревер направился в громадные парадные помещения дворца, в которых собралось почти десять тысяч гостей. Торжество едва началось, однако приглашенные уже пребывали в приподнятом настроении; скованность и сдержанность первых минут испарились без следа. Моревер довольно долго ходил по залам; он явно кого-то разыскивал. Но вот он увидел большую группу придворных, столпившихся вокруг одной особы. Если судить по многолюдности свиты и по ее раболепию, в центре находился представитель королевской семьи. Однако придворные окружили отнюдь не короля — они обступили герцога Генриха де Гиза.

Внешность герцога говорила о знатном происхождении и изысканности; его роскошный наряд был истинным шедевром элегантности. Рукоять шпаги сверкала алмазами, на лентах, украшавших костюм, мерцали огромные жемчужины; белоснежный плюмаж крепился к шляпе великолепным аграфом, в котором переливались изумруды и рубины. Герцог Генрих де Гиз Лотарингский, веселый, смеющийся, полный юных сил, казался на этом празднике самым восхитительным кавалером французского двора. Вместе со своими приближенными он негромко подшучивал над гугенотами, явившимися в Лувр в своих простых одеждах.

Когда неподалеку от Гиза остановился Телиньи, зять адмирала Колиньи, со своей супругой, прекрасной Луизой, герцог нервно расхохотался. Должно быть, ему пришла на ум какая-то рискованная шутка. Хотя в первый момент, завидев Луизу, он смешался и побелел, однако затем, похоже, совладал со своими чувствами, и ему захотелось сострить.

— Друзья мои! — вскричал де Гиз. — А не устроить ли нам представление? Сейчас я вам все растолкую…

Приближенные еще теснее обступили герцога, но в эту минуту кто-то решительно дернул его за рукав. Гиз сердито оглянулся и обнаружил рядом с собой Моревера.

— Секунду, господа, — извинился герцог, — я быстро освобожусь, и мы начнем наш небольшой маскарад, как и намеревались…

Он отошел от группы придворных и приблизился к оконной нише. Моревер безмолвно сопровождал его.

— Ну? — осведомился герцог. — Что она хотела?

— Она велела прикончить Колиньи, — отозвался Моревер.

Герцог содрогнулся и хрипло заявил: