— Так, — процедил он сквозь зубы, — и что же ты здесь делаешь?
— Хозяин, — пробормотал Кроасс. — Я… я искал вас!..
— Что ж, ты меня нашел! Марш вперед, не то отведаешь дубинки!
И несколько секунд спустя бледный от ужаса Kpoacc, тоже вошел в дом. Ему чудилось, что он спускается в собственную могилу. Филомена же сквозь щель в изгороди наблюдала эту сцену и все слышала. Она видела Виолетту, видела Бельгодера; она видела, как Кроасс упал на колени перед этим человеком. Тогда, охваченная страхом, она поспешила скрыться.
Она уносила с собой горькое сожаление — но и глубокое удовлетворение. Сожалела Филомена о единственном в своей жизни приключении — впрочем, так и не состоявшемся, а удовлетворение чувствовала от того, что проникла в некую тайну.
Однако еще большей радостью для Филомены было поделиться своим открытием. Не прошло и десяти минут, как, уединившись в своей келье, две сестры — Филомена и Марьянж — приготовились одна рассказывать, а другая — внимательно слушать.
— Ах, сестра Марьянж, какая новость! Но вначале обещайте мне: никому ни слова!
— Бог свидетель! — вскричала Марьянж, которая уже перебирала в уме тех, кому она раззвонит об услышанном.
— В монастыре мужчина!..
— Они и раньше появлялись здесь, так что если ваша новость только в этом…
— Да, но этот мужчина обитает в маленьком домике… вернее, их там уже двое… и еще одна пленница!
И сестра Филомена очень точно и в деталях поведала о том, чему она только что стала свидетельницей. Когда рассказ ее был окончен, сестра Марьянж погрузилась в глубокие раздумья. Выражение лица сразу выдавало в ней пронырливую особу, которая все хватала на лету и, что самое главное, умела извлекать выгоду из добытых сведений. Поразмыслив, она не только решила не разглашать поведанного ей секрета, но и сказала сестре Филомене:
— Послушайте, сестра, все, что вы мне рассказали, — это очень серьезно.
— Вы так считаете, сестра Марьянж?
— Я в этом уверена. Я думаю, что госпожа де Бовилье очень строго накажет нас, если ей станет известно, что мы знаем о новых обитателях монастыря…
— Господи! Вы меня пугаете!
— Полагаю, вам придется сделать над собой усилие и попридержать язычок…
— Да вы меня оскорбляете, милочка!
(Им зачастую случалось забывать, что они сестры, столь непрочны были их «родственные» чувства!)
— Я отлично знаю, — холодно продолжала Марьянж, — что сама мысль о необходимости помолчать хоть минуту оскорбительна для вас. Но на сей раз вам придется пойти на это.