— Или для того, чтобы провести остаток ночи у наших любовниц? — сказал третий.
— Сударь, вы угадали! — ответил Пардальян. — Будьте добры, поторопитесь!..
Услышав эти столь просто сказанные слова, трое узников подскочили и, дрожа всем телом, спрыгнули с лежанок. Они были бледны как смерть. Тот, кто говорил последним, бросился к шевалье и сказал:
— Сударь, я вижу, что одежда на вас изорвана и вся в крови, и я ничего не понимаю!.. Но выслушайте меня. Вот господин де Шалабр, ему двадцать два года; вот господин де Монсери, ему двадцать; я сам — маркиз де Сен-Малин, мне двадцать четыре. Подумайте только, какой ужасной жестокостью будет с вашей стороны подарить нам свободу в час, когда мы ждем смерти, если эта свобода окажется всего лишь насмешкой… Сударь, мы приговорены к смерти герцогом де Гизом за то, что мы преданные подданные Его Величества…
— Да здравствует король! — торжественно сказали двое других.
— Так сжальтесь же, — закончил тот, кто говорил, — и откройте нам правду. Куда вы нас ведете?
— Я вам уже сказал, — ответил Пардальян с серьезностью, имевшей легкий оттенок снисходительности.
— Значит, мы свободны! — задыхаясь, произнесли несчастные молодые люди.
— Вы будете свободны…
— Так мы помилованы?!
— Так и есть!.. — тихо сказал шевалье.
— Кто нас помиловал?.. Герцог де Гиз?
— Нет! Никто вас не помиловал, но я вас освобождаю.
— Ваше имя! Ваше имя! — закричали все трое с чрезвычайным волнением.
— Раз вы мне оказали честь, сказав ваши, господа, то мое имя — шевалье де Пардальян…
— О, мой друг! О, мой брат! — прошептал Карл. — Теперь я вас понял!
— Поторопитесь, господа! Если вы хотите получить свободу, которую я вам предлагаю, то ее еще надо завоевать…
В мгновение ока трое молодых людей были готовы. Каждому из них Пардальян вручил по аркебузе. Тот, кого звали маркиз де Сен-Малин, приветствовал Пардальяна, столь церемонно и с такой грациозной легкостью, как если бы он был на балу в одной из зал Лувра.
— Господин Пардальян, — сказал он, — мы обязаны вам свободой и, возможно, жизнью. Мы не мастера произносить речи, но все же выслушайте эту: мы должны вам три жизни и три свободы. Когда вам будет угодно и где вам будет угодно, придите и попросите у нас наши три жизни и свободу. Это долг чести; мы заплатим вам немедленно. Не так ли, господа?
— Мы уплатим наш долг этому господину по первому его требованию, — сказали Шалабр и Монсери.