А тем временем, Пардальян завершал разгром гвардейцев… Узники же, радостно гомоня, рассыпались по тюремным коридорам…
В главном дворе были распростерты около тридцати тел, и среди них — труп старика в лохмотьях, этого неизвестного, который вышел на свободу через врата смерти.
Пардальян, Карл Ангулемский, Монсери, Сен-Малин и Шалабр посовещались и впятером направились к главным воротам. Кое-где раздавались выстрелы, пробегали группки растерянных гвардейцев; многие побросали оружие и кричали:
— Пощадите! Смерть Гизам! Да здравствует король!
Пардальян приблизился к караульному помещению у ворот. В нем забаррикадировалось два десятка гвардейцев. Пардальян локтем выбил витраж в окне, всунул внутрь взъерошенную голову и прокричал:
— Именем короля, сдавайтесь! В Бастилии две тысячи роялистов!
— Да здравствует король! — завопили осажденные.
— Бросьте оружие!
Солдаты торопливо подчинились, и аркебузы и алебарды полетели на камни двора.
— Хорошо! Ни с места, или вы мертвы! Мы пощадим тех, кто не сделает отсюда ни шагу!
— Да здравствует король!.. Смерть Гизам! — раздался в ответ чей-то испуганный вопль.
В ту же минуту Сен-Малин, Монсери и Шалабр открыли ворота и опустили подъемный мост.
— Бежим! — вскричали они.
— Бегите! — ответил Пардальян.
— А вы?..
— Бегите же, черт возьми!
— Прощайте, господин де Пардальян! Помните: мы ваши должники!
Все трое пронеслись по мосту и через мгновение исчезли в ночи. Карл взирал на Пардальяна с безграничным доверием, хотя мало что понимал. Чего же хотел Пардальян? Почему он не спасался бегством? Что еще ему надо было сделать в Бастилии?
А ведь положение — прежде трагическое, а сейчас весьма благоприятное — могло вновь ухудшиться.
На набат в Бастилии Париж тоже ответил набатом. Послышался гул: открывались окна и двери, на улицах появлялись люди, которые спрашивали друг друга, что происходит и не захватили ли часом Париж еретики Беарнца…