И снова повторил тот же таинственный знак. Хозяйка поклонилась и проводила гостя в соседнюю комнату, примыкавшую ко дворцу Фаусты. Он постучал в стену в том месте, где были крестообразно забиты несколько гвоздей. В стене отворилась дверца, и Моревер вошел в зловещее обиталище принцессы.
Дверь за ним захлопнулась сама собой, и Моревер оказался в полутемном помещении. Перед ним как из под земли возникли Мирти и Леа — изящные и прелестные создания, любимые прислужницы Фаусты.
— Ваша хозяйка примет меня? — спросил он. — Или она уже спит?
Девушки с удивлением переглянулись, как будто бы сама мысль о том, что Фауста может спать, была для них странной. И действительно, едва Моревер закончил фразу, как увидел в кресле напротив саму Фаусту. Обе служанки моментально исчезли. Прекрасная принцесса появилась, как всегда, неожиданно и бесшумно.
— Я не ждала вас сегодня вечером, господин де Моревер, — сказала она.
— Действительно, сударыня, в этот час я рассчитывал быть далеко от Парижа.
— Вы должны были ожидать моих приказаний в Орлеане.
— Да, сударыня…
— Карета и лошадь стояли на холме Монмартр: экипаж для нее, конь — для вас.
— Я видел и лошадь, и карету…
— Я специально устроила так, чтобы герцог де Гиз отправил вас с поручением. Таким образом, дела служебные вам помешать не могли…
— Совершенно верно, сударыня, герцог полагает, что я отправился в Блуа и, согласно его указаниям, занимаюсь подсчетом военной силы короля.
— Итак, все было подготовлено. Герцог дает вам поручение, вы же тем временем выполняете мои распоряжения и едете в Орлеан. И вот вы здесь! Господин де Моревер, опасную игру вы затеяли… Осторожно!
— Я знаю, сударыня. Игра и впрямь опасная. Жизнь моя сегодня висела на волоске. Сударыня, одно лишь слово, и вы поймете, почему цыганочка все еще в монастыре и почему конь и карета мне не понадобились. Поймете, почему я здесь, а не на орлеанской дороге. Мадам, на холме Монмартр меня остановило неожиданное препятствие…
— Когда я приказываю, не может быть и речи ни о каком препятствии!..
— Вы совершенно правы, сударыня. Но то препятствие, что возникло на моем пути, могло бы не только остановить бедного дворянина, но и перевернуть судьбу Франции… Такое уже произошло в Шартре… У этого препятствия есть имя, сударыня, и это имя — шевалье де Пардальян!
Фауста слегка покраснела. Легкий румянец, появившийся на ее щеках, свидетельствовал о том, что гордая итальянка вне себя. Она помолчала, видимо, опасаясь, как бы голос не выдал ее волнения, и, справившись с собой, спросила:
— Вы встретили господина де Пардальяна?
— Да, сударыня!
— Он вас видел?