Впрочем, бедняжка Чико был счастлив. Давно уже Хуанита не оставалась с ним наедине, давно уже не расточала ему столько знаков внимания! И с какой грацией она демонстрировала ему свою силу и власть над ним!
Цель Хуаны была достигнута, она добилась своего… но внезапно ей стало очень стыдно и безумно неловко. Боже мой, она наверняка сделала ему очень больно! Она почувствовала ужасные угрызения совести за свой жестокий поступок и торопливо встала, тем самым невольно лишив Чико счастья до бесконечности оставаться у ее ног.
Но Чико по-прежнему не вставал с колен. Подняв голову, он восторженно смотрел на нее.
Покраснев не то от удовольствия, не то от стыда или сожаления о содеянном ею, она удивительно кротко сказала ему:
— Я надеюсь, что ты больше не думаешь, будто чем-то рассердил меня.
Она улыбалась ему. И он отважился на последнее: вновь приник губами к носку ее туфельки. Смущенная Хуанита поспешно отпрянула назад. Поднявшись с колен, Чико с искренней благодарностью произнес:
— Как ты добра! О, моя мадонна!
От этих слов она покраснела еще сильнее. Нет же, нет, она вовсе не была доброй, она очень жестокая и злая. Ему следовало не благодарить ее, а хорошенько поколотить, ибо она это вполне заслужила. Ругая себя за все происшедшее, она тем не менее внезапно спросила его:
— Это правда, что ты хотел заколоть француза?
Теперь покраснел он, словно она в чем-то его упрекнула. Потом молча кивнул.
— Зачем же?
Она жаждала услышать от него наконец:
— Потому что я люблю тебя и ревную!
Увы, Чико опять упустил свой шанс, невнятно пробурчав:
— Я не знаю.
Все было кончено, теперь уже раз и навсегда. Ужасная досада вызвала новый приступ ярости у Хуаниты. Красная уже не от смущения, а от ярости, она топала ногами и кричала:
— Опять! Я не знаю, я не знаю! О, как ты меня раздражаешь! Убирайся отсюда! Вон!
Этот внезапный взрыв негодования после столь обворожительных улыбок поверг его в полную растерянность. Он ничего не понимал. О Боже! Что с ней творилось? Что он ей сделал?
Изумленный, он не двигался с места. Тогда она яростно набросилась на него, молотя его своими маленькими кулачками. Топая ногами, она продолжала в исступлении кричать:
— Убирайся вон!