Сын шевалье

22
18
20
22
24
26
28
30

На мгновение он застыл, скрестив на груди руки, скрытые широкими рукавами сутаны. Оба монаха слушали его, затаив дыхание и боясь пропустить хоть одно слово. Он же был очень спокоен и холоден, но лицо его уже обрело привычное выражение кротости.

— Скажите-ка, может ли сравниться ваша мечта с той властью, о которой я говорил? Но именно такую власть я вам и предлагаю. Вы получите ее, если придете к нам… Не отвечайте. Молчите. Слушайте, смотрите, наблюдайте, думайте. И если при расставании моем с этой страной вы еще не станете членом нашего ордена, если не примете сан моего официального преемника, это будет означать, что я в вас ошибся и что вы не тот человек, каким показались мне.

Старик, вновь сев в кресло, обратился к Парфе Гулару.

— Говорите, сын мой. Как обстоит дело с этим Равальяком?

— Я неустанно воздействую на него, монсеньор. Если бы не досадная случайность, событие свершилось бы уже сегодня вечером.

Во взгляде Аквавивы сверкнула молния.

— Расскажите подробнее, — промолвил он очень спокойно.

— Когда Равальяк, чью ревность я постоянно разжигал, подошел к дому юной особы, он увидел на крыльце какого-то мужчину. Решив, что это король, он нанес удар. Но это оказался не Генрих. А спасло этого человека резкое движение в момент выпада. Лезвие ножа сломалось о ступеньку.

— Кто был этот мужчина?

— Жеан Храбрый.

— Сын Фаусты? Как он там оказался? А король? Он, стало быть, так и не пришел?

— Жеан влюблен в девушку, этим и объясняется его присутствие. Не могу сказать, приходил король или нет. Согласно полученным мною указаниям, я должен был держаться как можно дальше от места предполагаемого события, и все могли меня видеть в это время в таверне на улице Сент-Антуан, где я напился самым непотребным образом. Что до Равальяка, с которым я встретился позже, то вряд ли он знает об этом больше меня.

Аквавива напряженно размышлял.

— В этом деле много неясного, — сказал он наконец. — Вероятно, я получу дополнительные сведения в последующих донесениях. Намерения этого Равальяка остаются неизменными?

— Я за него отвечаю, — сказал Гулар со зловещей улыбкой.

— Хорошо. Внушите ему, что он должен исповедаться у какого-нибудь известного иезуита… Например, у отца д"Обиньи.

— Это нетрудно сделать.

— Д"Обиньи получит распоряжения на сей счет. А вам нужно удвоить усилия. Пустите в ход всю свою ловкость и силу убеждения… Предупреждаю, что советы д"Обиньи будут прямо противоположны вашим внушениям. Вы понимаете?

— Да, монсеньор. В случае, если возникнут подозрения, можно будет сказать, что отцы-иезуиты всячески старались отвратить несчастного от его безумной затеи. Что до брата Парфе Гулара, то разве он иезуит? Сверх того, найдется множество свидетелей, заслуживающих всяческого доверия, которые подтвердят, что даже пьяница-монах советовал преступнику возвратиться в родные края и жить там в полном спокойствии.

Аквавива, одобрительно кивнув, осведомился: