Глава 24
ЛОВУШКА В ДОМЕ КОНЧИНИ
Жеан расстался с Кончини, не подозревая ничего дурного. Он, разумеется, заметил, что фаворит идет следом, но приписал это желанию как можно быстрее освободить слуг. Мысль о трусливом предательстве даже не пришла ему в голову.
Почувствовав, что ступеньки уходят у него из-под ног, он инстинктивно вытянул вперед руки, вскрикнул от удивления и с грохотом упал — впрочем, без особого ущерба для себя.
Какое-то мгновение он лежал оглушенный, а затем, вскочив одним прыжком, зарычал:
— О vigliacco! Ti mangero il fegato! Ti mangero le trippe! Scendi qui, vigliacco![28]
Воспитанный флорентийцем Саэттой, Жеан Храбрый изъяснялся по-итальянски столь же свободно, как и по-французски. Поскольку в разговорах с Кончини, который также был родом из Флоренции, он чаще использовал итальянский, то, естественно, именно на этом языке стал его поносить и угрожать ему.
Вскоре Жеану пришлось убедиться, что лишь эхо отвечает на его проклятия. Он умолк. Вокруг царил непроглядный мрак, а при падении шкатулка выскользнула у него из рук.
Именно о ней он и подумал прежде всего; начал искать ее на ощупь и довольно быстро нашел. Она раскрылась, и бумаги высыпались грудой; тут же валялись и ключи. Запихнув все обратно, он продолжил поиски, опасаясь, что какой-нибудь листок затерялся, но ничего больше не обнаружил.
Успокоившись на сей счет, он свернул плащ и, положив возле стены, водрузил на него драгоценную шкатулку.
Лишь после этого он задумался о себе и о том, куда попал.
Выяснилось, что темница его совершенно лишена мебели: здесь не было ни кровати, ни табурета, ни даже охапки соломы, где можно было бы прилечь. Отсутствовало здесь и то, что является непременной принадлежностью любой камеры — кувшин с водой и ломоть хлеба. Полная пустота — ничего, кроме стен, влажных из-за близости Сены.
Он измерил свой каземат, насчитав пять небольших шагов в длину и четыре в ширину. Это было, прямо скажем, немного. Ни единого отверстия, откуда проникало бы хоть немного света в это подобие могилы. Темнота была такой плотной и густой, что, казалось, ее можно резать ножом. Тяжелый, спертый воздух и запах плесени, от которого свербило в горле.
Вот и дверь!
Он ощупывал ее долго: тяжелая, мощная, обитая железом. Замочной скважины нет. Без сомнения, она запиралась снаружи на засовы.
Слегка присвистнув от восхищения, он выразил свои чувства в следующих словах:
— Отлично сработано!
Тем не менее, он вступил в борьбу, пытаясь одолеть дверь кулаками, ногами, плечами, но лишь измучился и набил синяки. Тогда он пустил в ход кинжал. Лезвие обломилось с сухим щелчком. Жаль! За этот клинок ему пришлось выложить два полновесных пистоля.
Он отступился… на некоторое время.
Всю ночь ему пришлось провести на ногах, а в приключениях, равно как и в волнениях, недостатка не было. Он чувствовал усталость и начинал ощущать голод и жажду.
ebooksa