Сын шевалье

22
18
20
22
24
26
28
30

— А вам-то что? По какому праву вы лезете в мои дела? Между нами нет ничего общего. Вы хотите знать, кто я такой?

Глядя на него глазами чистыми, как лазурь неба в летний день, она сказала очень просто:

— Я не знаю вас, это правда! И говорю с вами впервые, это тоже правда! Но ведь и вы не знаете меня, однако без колебаний обнажили шпагу против короля Франции, чтобы защитить дом незнакомой девушки!

Он прохрипел:

— Я думал…

Ему хотелось ответить: «Я думал, что вы чисты и невинны. А вы ждали только удобного случая, чтобы продать себя подороже!» Да, он собирался сказать это, несчастный! Но такое целомудренное достоинство отличало эту девочку, такое сияние любви исходило от ее чела, что оскорбительные слова застряли у него в горле. Свирепея от того, что не смеет высказать наболевшее, он буркнул:

— Вас ждет король, мадам!

— Знаю… И ради вас я заставляю ждать короля… А вы хотите умереть! Слушайте же, хотя это постыдная тайна… но вам я ее открою… Король! Только раз мне довелось его увидеть, издали… Никогда я с ним не говорила, мы с ним не знакомы, а между тем он мой отец!

В искренности этих слов невозможно было усомниться. Жеан им поверил сразу. Словно оглушенный признанием, которое нелегко далось нежной Бертиль, он тяжело рухнул на колени и умоляюще сложил руки, бормоча:

— Простите! Простите меня!

Она с бесконечным состраданием посмотрела на несчастного, рыдавшего у ее ног, и, побледнев при воспоминании, продолжила все с той же нежностью:

— Чтобы вы стали убийцей моего отца! Вы… Возможно ли? Могла ли я допустить такое?

Он хрипел, прижимаясь к земле:

— Будь я проклят! Раздавите меня, как гадину!

Покачав своей прелестной головкой, она склонилась к нему и еле слышно выдохнула:

— Теперь вам известна постыдная тайна моего рождения. И мне остается сказать вам одно… я тоже думала… но, наверное, ошибалась…

Она раскраснелась в своем восхитительном целомудренном волнении. И на сей раз гордыню с ревностью словно бы смело могучим дыханием любви. На сей раз он понял все с полуслова и, опьянев от радости после того, как едва не лишился рассудка от ярости и муки, пролепетал:

— Говорите же!

И эта невинная девочка, которая, не зная любви, подчинялась лишь движениям своего сердца, не спрашивая, какое чувство им руководит, забыв, что в первый раз говорит с незнакомцем, чьим гордым обличьем и красивым лицом любовалась, украдкой высматривая его в доме напротив, поняла, что этим сердцем она завладела навеки. Внезапно ее мозг пронзила ослепительная мысль, что, если он умрет, то и ей тоже останется только умереть. И очень просто, с возвышенной искренностью, с изумительной откровенностью, не ведающий о лицемерии, она сказала то, что думала:

— Я не сумею объяснить… Но я чувствую, если вы теперь умрете… умру и я!