— Он мой сын.
— Ну конечно! — радостно хлопнул себя по ляжкам Генрих. — Теперь я совсем спокоен. Так вы отыскали сына? — продолжал он с живым участием. — Ведь вы его искали с тех пор, как вернулись из Испании — лет двадцать, иными словами? Я рад за вас, друг мой! Быть может, мне удастся сделать для сына то, чего я не смог сделать для отца.
Пардальян поклонился, но губы его искривила скептическая усмешка.
— Однако, — говорил далее Генрих, — он, кажется, не знает, что вы его отец.
— Не знает, Ваше Величество, и еще какое-то время не узнает.
— Отчего же?
— Есть причины, Ваше Величество.
— Хорошо, хорошо — не стану мешаться в ваши семейные тайны. Так это ваш сын? И он, говорите вы, знает, кто замышляет мое убийство?
— Кое-кого знает, сир, — невозмутимо ответил Пардальян.
Лицо короля омрачилось; он протянул как бы в нерешительности:
— А если я вас… или вашего сына… попрошу назвать мне имена этих врагов?
Пардальян поднял голову и твердо ответил:
— Что касается меня — король может потребовать мою жизнь… я готов жертвовать ею и, кажется, доказал это…
— Но король не может требовать от вас доноса? — не без сожаления договорил Генрих IV.
— Это слова Вашего Величества, — кратко отвечал Пардальян.
— А ваш сын? — живо спросил король.
— Едва ли… Впрочем, Ваше Величество может попытаться.
Генрих увидел, с какой улыбкой произнес Пардальян эти слова, и ему все стало ясно.
— Сын весь в отца! — тяжко вздохнул он. — Что ж — на нет и суда нет!
Пардальян промолчал… Но не было сомнений: королю ничего не оставалось, как смириться.