Его налитые кровью глаза уставились на прелестную пару, губы искривились в ужасной усмешке, а пальцы конвульсивно сжали рукоять кинжала. Но он тут же опомнился и, яростно тряхнув головой, пробормотал:
— Нет! Слишком быстрая, слишком легкая смерть! Мне нужна месть страшная, утонченная… чтобы это была медленная, бесконечная агония… под неслыханными пытками! Я придумаю беспримерную казнь для него! Но пока надо выйти отсюда!
Это оказалось несложным делом: Кончини проскользнул в туалетную комнату, смежную со спальней, и тихонько запер дверь. Влюбленные, поглощенные друг другом, ничего не заметили.
Через туалетную комнату можно было пройти в прихожую с массивной, тяжелой дверью. Кончини, одним прыжком оказавшись на пороге, захлопнул ее за собой ударом ноги и яростно рванул два засова. Теперь он мог уже не бояться шума.
Именно этот скрежет и заставил молодых людей очнуться.
Кончини же разразился исступленным хохотом, проскрежетав:
— Они у меня в руках!
Он хотел повернуться, но в этот момент чьи-то крепкие пальцы с силой сжали его запястья. Одновременно другие руки с поразительной быстротой обезоружили его: кинжал и шпага полетели в угол прихожей.
Из груди Кончини вырвалось рычание. Он не испугался, нет — но месть ускользала от него, а за возможность отомстить он был готов пожертвовать целым состоянием, отдать пинту собственной крови.
Когда те, что держали его, разжали руки, он обернулся, похожий на хищного зверя, угодившего в западню; на губах у него закипела пена, зубы скрежетали.
Эскаргас, Гренгай и Каркань, расплывшись до ушей в улыбке и подметая перьями шляпы пол, склонились перед ним в том фантастическом поклоне, что только они одни умели исполнять, искренне полагая, что в учтивости с ними сравниться никто не может.
— Вот жалость-то! — горестно воскликнул Эскаргас. — Монсеньору приходится самому исполнять работу лакеев.
— И отчего нельзя было позвать тех двух прощелыг, что мы так аккуратно связали? — осведомился Каркань.
— Наверное, монсеньор потерял свою свистульку? — высказал предположение Гренгай.
Не помня себя от ярости, Кончини завопил, брызгая слюной:
— И вы осмелились? Подлые негодяи, да знаете ли вы, что…
— Ах, синьор Кончини, — грубо прервал его Гренгай, — извольте быть повежливее, черт возьми! Это дружеский совет.
— Мы ребята незлобивые, но задевать нас не стоит, клянусь кишками папы!
— Верно! Мы не собаки!
Кончини увидел, как они ощетинились, как гневно засверкали их глаза и блеснули острые зубы, готовые кусать и разрывать добычу. Он понял, что ситуация стала еще более критической, нежели ему казалось раньше. Однако мысль об отступлении была для него невыносимой. Выпрямившись во весь рост, он с пренебрежительным и надменным видом бросил:
ebooksa