Вплоть до улицы Сен-Дени оба были настолько поглощены своими мыслями, что не обменялись ни единым словом.
Было почти три часа утра, когда Жеан постучал условным стуком в дверь постоялого двора. Через несколько минут отворилось какое-то окно, и в нем показалось заспанное лицо.
— Что нужно? — осведомилась женщина не слишком приветливо.
— Поговорить с господином шевалье. По срочному делу.
— Сейчас спущусь…
Через несколько секунд полусонная молодая женщина с недовольным видом провела их в небольшой кабинет, застекленная дверь которого выходила в большую залу.
Жеан достал, не считая, пригоршню пистолей и вложил их в руку служанки, лицо которой сразу же расплылось в улыбке.
— Девушка, — сказал он, — подбросьте дров в этот камин и разведите для нас хороший огонь.
И пока служанка стала хлопотать с таким проворством, словно у нее выросли крылья, он нежно обратился к Бертиль:
— Мне придется вас покинуть… всего на несколько минут. Отдохните немного и ничего не бойтесь. Эти трое будут охранять вас во время моей краткой отлучки.
— Я больше ничего не боюсь, — ответила она спокойно.
Жеан, еще раз поклонившись ей, прошел в большой зал вместе с Эскаргасом, Гренгаем и Карканем.
— Пусть никто из вас отсюда не уходит, — приказал он, — и пусть никто, кроме служанки, которую вы видели, не приближается к этой двери. Все понятно?
В ответ раздалось лишь красноречивое ворчание. Но физиономии у всех троих вытянулись; в глазах появилось жалобное выражение; они стали испускать вздохи, похожие на блеяние теленка, внезапно оторванного от материнских сосков. Тяжело сглатывая слюну, они переминались с нога на ногу, будто тысячи муравьев облепили им лодыжки.
Эта мимика, видимо, имела определенное значение, вполне понятное для Жеана, ибо он непроизвольно нахмурил брови.
«Бедняги! — сказал он про себя. — Нельзя все-таки требовать от них невозможного!»
А вслух произнес:
— Ну, так и быть, пьяницы проклятые! Но не больше одной бутылки на каждого!
Жалостливые рожи вмиг просветлели. И трое храбрецов единым движением воздели руки, словно давая клятву: «Только одну — и ни капли больше!»
— А главное, — добавил юноша, — не распускайте языки. Уж я вас знаю. Вы не только отъявленные пропойцы, а еще распутники и богохульники. Не забывайте, что из кабинета вас могут услышать. Если я узнаю, что кто-то из вас посмел выругаться, бока намну!