Тайна королевы

22
18
20
22
24
26
28
30

Изумленно глядя на Пардальяна, она сумела лишь промолвить:

— Поразительно!..

В одном этом слове было заключено столько искренних чувств, что Пардальян поклонился, благодаря за лестный комплимент. Тем временем Фауста думала: «Что за человек! Возраст не властен над ним. Его решения стремительны, как молния, и точны, словно удар шпаги опытного фехтовальщика. Он только сегодня утром прибыл в Париж, а уже успел разведать все мои планы и вновь преградить мне путь. Если я отпущу его, он снова выйдет победителем из нашего поединка, как это бывало прежде… а то и наконец убьет меня. Я не решалась уничтожить его, но я была не права. Сейчас он в моих руках. Он не должен покинуть мой дворец живым, и он не покинет его».

Придя к такому заключению, она улыбнулась и с присущей ей надменностью спросила:

— Так, значит, вы посвящены в тайну рождения незаконной дочери Кончини?

— Отнюдь, — как всегда честно признался Пардальян. — Мне известно только то, о чем вы рассказали самому Кончини.

— Тогда, — удивилась Фауста, — откуда вы знаете, что девочка жива и что ее зовут Мюгетта-Ландыш? Кажется, я не называла ее имени, равно как и не убеждала Кончини, что его дочь жива.

Пардальян охотно объяснил:

— Совершенно верно, сударыня. Признаюсь, что еще утром у меня и в мыслях не было, что ребенок жив. Но в разговоре с герцогом Ангулемским вы столь подчеркнуто упоминали юную цветочницу, что не нужно было обладать особой проницательностью, чтобы понять: речь идет о дочери Кончини.

— Да, — признала Фауста, — вы правы, шевалье: я сама вам все рассказала. Хотите еще что-нибудь добавить?

— Нет, сударыня, — ответил Пардальян. — Мне только хотелось бы, чтобы вы поняли, почему я считаю своим долгом выступить на защиту юного короля Людовика XIII.

— Вероятно, вы любите его?

— Нет, сударыня, в сущности, этот ребенок мне глубоко безразличен. Я его не знаю, и меня это вполне устраивает. Но я хорошо знал его отца, он удостоил меня свой дружбой. Так вот, его отец, Генрих IV…

— А вы уверены, что отец Людовика XIII — Генрих IV? — саркастически усмехнулась Фауста. — У меня есть два письма, подписанные одно — Марией Медичи, а другое — Кончино Кончини, не оставляющие сомнений, что Генрих IV отнюдь не является отцом нынешнего юного короля.

Фауста торжествовала. Пардальян же смерил ее долгим взором и бесстрастно произнес:

— Понимаю вас. Если юный король, а возможно, и его брат, маленький герцог Анжуйский, не являются сыновьями Генриха IV, значит, они не имеют права претендовать на французский трон. Это вы хотите сказать?

— Это сказал бы каждый, — многозначительно ответила Фауста.

— Согласен, — улыбнулся Пардальян. — Однако они скорее всего написаны той же самой рукой, которая подправила акт о крещении дочери Кончини. Впрочем, меня это не касается. Для меня имеет значение только одно: отец (шевалье сделал ударение на этом слове) Людовика XIII, предчувствуя свою близкую гибель, был уверен, что как только его не станет, вокруг трона его малолетнего сына начнется грызня. И он попросил меня, если в том будет необходимость, прийти на помощь мальчику. И я пообещал ему это, сударыня. А вы знаете, что только смерть может помешать шевалье де Пардальяну сдержать свое слово.

Теперь шевалье уже обращался к герцогу Ангулемскому:

— Видите, сударь, я оказался в стане ваших противников только потому, что меня призывает туда долг, коему я не могу изменить, не унизив себя в своих собственных глазах. Более того, надеюсь, я сумел доказать вам, что, вступая в игру на стороне этой страшной женщины, вы рискуете навеки обесчестить себя. Если вы желаете сохранить мою дружбу и мое уважение, то вы знаете, что нужно сделать. Решайте же скорей… иначе мне придется поверить, что голос вашего честолюбия окончательно заглушил голос вашей чести.