Нострадамус

Рено подумал: «Я должен быть свободен через несколько минут, больше ждать нельзя!» И сказал:

— Мессир, я не совершил никакого преступления. Вернуть жизнь несчастному ребенку, сделать счастливой старушку-мать этого ребенка, обрадовать множество людей — разве это грех?

— Нет, если бы Небо даровало вам эту силу. Да, если она — подарок ада. Признайтесь же, молодой человек, скажите мне откровенно, при помощи какого колдовства вы заставили ходить парализованную, то есть сотворили чудо.

Рено протяжно вздохнул.

«Если этот человек не так умен, как я предполагал, мне конец».

— Мессир, там не свершилось никакого чуда: на самом деле девочка никогда не была парализованной. Едва на нее посмотрев, я сразу же увидел, что она чрезвычайно впечатлительна и обладает развитым воображением. А такие люди способны невольно подражать больным, «присвоить» себе чужую болезнь, если вам так больше нравится. Она никогда не была парализованной. Иначе она никогда не смогла бы ходить. Мне понадобилось всего лишь внушить ей доверие к себе и веру в меня. А когда она стала верить мне и поверила в себя, мне достаточно было приказать ей встать и идти: воображаемые, а не реальные путы, сковывавшие ее, разорвались сами собой.

Он казался спокойным, но чудовищная тоска теснила ему грудь. Лойола покачал головой.

— Неужели вы думаете, — спросил он, — что я приму за правду хоть один из вымыслов, которыми полны ваши слова? Значит, вы отказываетесь сказать мне, какой из способов колдовства вы использовали?

Рено опустил голову. Из глаз его покатились слезы. В вопросе, заданном монахом, во всем поведении Лойолы он ясно читал фанатичную веру, ослепляющую этого человека, величайшую и темную веру, которая перекрывала путь разуму. Рено плакал. Это длилось всего минуту, но это было ужасно. Но внезапно в аду, в котором он находился, мелькнул лучик света.

«Взывать к рассудку таких людей бессмысленно, — подумал Рено. — Но, быть может, я найду тропинку к его сердцу?»

Он бросился на колени. Его правая нога зацепилась за железное кольцо, запуталась в цепи, и это причинило ему жгучую боль. Любой другой человек на его месте не смог бы сдержать крика, но он этой боли даже не почувствовал. Он поднял голову и посмотрел в глаза Лойоле. Лицо юноши было так искажено, оно было таким взволнованным, что монах с трудом узнал его. Молодой человек заговорил, и в голосе его прозвучали такое страдание и такая мольба, что Лойола отступил, бормоча:

— Адские силы пытались воздействовать на мой разум, это им не удалось, и теперь они хотят воззвать к моему сердцу!

А Рено между тем говорил:

— Мессир, мой отец — несчастный старик, перенесший за свою долгую жизнь множество невзгод. Кроме меня, у него нет никого на свете. И вот теперь моему отцу угрожает смертельная опасность. У вас есть отец, мессир? Представьте себе, что вам достаточно пошевелить рукой, чтобы спасти своего отца от ужасной смерти. Откажетесь ли вы сделать для своего отца то, что сделали бы для собаки? Мессир, умоляю вас: сжальтесь! Дайте мне свободу всего-навсего на восемь дней, и клянусь Богом, клянусь своей преданной Христу душой, что вернусь сюда, как только спасу моего отца!

Лойола непреклонно покачал головой и произнес:

— Покажите мне договор с дьяволом, подписанный вами, и сообщите колдовское заклинание, которое позволило вам заставить парализованную девочку ходить.

Рено, ломая руки, все больше и больше чернел лицом. Голос его стал хриплым:

— Мессир, умоляю вас, выслушайте меня! Я женат, моя жена очень молода. Есть ли у вас сердце? Любили ли вы когда-нибудь? Мессир, мессир! — добавил он со стоном отчаяния. — Будьте больше, чем Богом, будьте человеком!

Лойола, роняя слезы, попятился. Лойола, суровый Лойола, увидев, как этот крепкий, мужественный молодой человек катается по каменным плитам пола, бьется о них головой, как он унижается, пытается ползти вслед за ним, слыша его прерывающийся от рыданий, хриплый, тихий, какой-то жуткий голос, суровый Лойола заплакал! Но почти сразу же взял себя в руки, перекрестившись, медленно отступил еще дальше и вышел за дверь, прошептав:

— Все это уловки Сатаны, понапрасну ты пытаешься воспользоваться моей человеческой слабостью!