— Вы знаете, как мы вас любим! — сказала она мне растроганным голосом, сидя со мною одна — что весьма редко случалось — в роще, потерявшей уже свой блеск и свежесть от холодных ночей августа. — Мы считаем вас более, нежели нашим сыном…
Она принуждена была сама улыбнуться при этом слове: я был моложе ее только двумя годами.
— Хорошо! — сказал я. — После этого вступления я должен ожидать, что вы дадите мне родительское наставление, чтоб я был пай, умница, не делал глупостей… Слушаю, добрая маменька!
Она рассмеялась.
— Нет, не маменька! — сказала она. — Я бы желала носить, в рассуждении вас, совсем другое звание, и качество вашей сестры более льстило бы моему самолюбию. Хотите ли принять из моих рук невесту?
— Лишь бы не госпожу Г***.
Госпожа Г*** была общая наша соседка, красавица прошлого столетия, искавшая себе жениха по всем смежным садам.
— Не бойтесь! Я лучше отдам в ваши руки судьбу родной моей сестры.
Это мысль мгновенно прельстила мое воображение: я видел в ней средство определить чем-нибудь род нашей дружбы; я чувствовал только счастье называть Зенеиду сестрою и, в первое мгновение, не подумал даже о той, которая долженствовала быть моею женою. Я принял с восторгом ее предложение. О, как она была счастлива в ту минуту!..
Целый вечер говорили мы с нею об этом. Лиза была красавица и очень добрая девушка. Ей тогда был только шестнадцатый год. Следственно, было еще довольно времени, чтоб приготовиться к супружескому сану и насладиться прелестью важной тайны, которая отныне связывала меня с Зенеидою. Но в течении разговора о супружестве трудно было избегнуть вопроса о любви.
— А любовь? — сказал я. — Мы совсем забыли об этом ничтожном деле!
— Лиза вас будет любить! — сказала она с жаром. — О, она будет любить вас!.. Вы в состоянии сделать ее счастье!.. Вы его сделаете!.. Я отвечаю, что она вас будет любить.
— А я?
— Вы тоже будете ее лю…
Голос ее пресекся в половине слова: она потом повторила его вполне, но слабо, с большим усилием, и лицо ее попеременно покрывалось то румянцем, то бледностью, и уста её дрожали: она не могла скрыть смятения.
— Вы располагаете моим сердцем, — произнес я рассеянно, борясь с собственными чувствами, уже похищаемый внезапно нахлынувшим потоком печальных мыслей, — вы располагаете моим сердцем, не зная… в состоянии ли я любить что-нибудь вне того, что…
Она молчала. Грудь ее вздымалась. Мрачные думы быстро проходили по расстроенному лицу. Все нежное ее тело дрожало как от испуга или как в припадке лихорадки. Мы почувствовали нашу неосмотрительность!..
Она хотела что-то сказать, и сильный вздох поглотил ее слова. Мои уста казались склеенными. Я схватил шляпу; она вскочила с места в то же время.
— Прощайте, прощайте! — сказала она вне себя. — Я безрассудна!..
— Простите! — сказал я с отчаянием. — Забудьте!..