Мур-мур, МЯУ!

22
18
20
22
24
26
28
30

Забравшись на крышу сараев, кот внимательно осмотрел открывшуюся внизу диспозицию. В одном из загонов довольно похрюкивает парочка свиней, во втором опустил морду в ясли молодой бычок. В третьем никого не было, но из-за двери, ведущей в стайку, слышался женский голос. Дальше курятник и два гусиных домика. Ефим на минуту присел на зад и яростно зачесал задней лапой за ухом, затем извернулся узлом и вцепился зубами в бок, в котором резко зазудело. Проклятые блохи!

Не успели звонкие струи застучать о дно ведра, великий стратег приступил к выполнению задуманного, спустившись вниз по приставной лестнице и подняв на крышу два старых ботинка, ранее примеченных у крыльца. Обувь была детская, скорее подростковая, но лучше от этого она не становилась. Изнутри ботинок несло вонью немытых ног, будто тот, кто их носил, в жизни не видел воду, вдобавок от подошвы воняло засохшим навозом.

«Мерзость! — открыв пасть нараспашку, отдышался Ефим».

Закончив с обувью, начинающий домушник вернулся в дом, в компанию к пирожку стащив ранее примеченную пластиковую емкость и крышку от стеклянной банки, которые сохли рядом с мойкой. Упёр бы ещё что-нибудь, но всё остальное, в том числе съестное, оказалось вне зоны доступа. Холодильник закрыт, недоваренный борщ доходит до кондиции, хлеб и тот не нарезан.

Воришка носился туда-сюда в поте лица или морды? Подготовка «реквизита» проходила то под ругань хозяйки на непослушную скотину, которую давно пора забить на колбасу, то под ласковые увещевания её, с поименованием Зорюшкой и кормилицей. Хлёсткие и звонкие удары о дно давно сменились задорным плеском, с которым тугая струя входит в податливое облачко молочной пены, а Ефим, закончив подготовку, ждал своего часа и молился, чтобы удача не оставила его.

Едва слышно скрипнула маленькая деревянная табуретка, убранная в специальный уголок, звякнула дужка ведра. Кот на крыше напрягся. Доярка, отмахнувшись от комаров, вышла из стайки, притворив за собой дверь, перед этим поставив ведро на чистый, присыпанный свежей соломой пятачок. И только-только она потянулась за ручкой емкости с молоком, как перед ней на землю шмякнулся ботинок.

— Что?! — отскочила от подранного обноска женщина, который она с утра приготовила к выбросу на помойку, но так и не удосужилась за хлопотами претворить задумку в дело.

— Ах… — готовившаяся сорваться с языка фраза так и повисла на его кончике, так как из вечерних сумерек прилетел второй ботинок. — Ах вы…

Кого доярка имела в виду осталось неизвестным, но на месте она не осталась, разгневанной львицей за сарай.

— Сейчас я вам задам!

Ефим пулей слетел с крыши, цепанув зубами бутылку, с которой он половину дойки лакал воду и учился правильно держать её за горлышко. Умаялся, сил нет, но на благое дело они найдутся… Увидь подобный цирк кто-нибудь со стороны, за целостность живота зрителя ни один хирург бы не поручился. И от меньших представлений они лопаются от смеха, только самому артисту было не до юмора. Пока хозяйка ловила за сараем неизвестных пакостников, он окунул бутылку в ведро с молоком, предварительно сбив с него крышку. Услыхав звон, женщина ломанулась обратно, но опять никого на месте преступления не застала.

— Только попадитесь мне, сволочи! Я вам… Надо Борьке сказать, чтобы он на ночь собаку с цепи спустил, совсем пацаньё охамело, понаехало дачников, — погрозила она кулаком в пустоту, а Ефим, сжавшись в комок в яслях на улице, придерживал передними лапами тару. Уворовать молока получилось миллилитров сто пятьдесят — двести. Как он не загремел костьми с бутылкой в зубах, он сам не понимал.

Ужин, добытый потом и кровью, обещал быть шикарным, вкупе с засохшим пирожком получалось очень даже неплохо.

— Васька! — долетело из дома. — Ты опять по столу шарился, скотина?!

«Бедный Васька, — фальшиво посочувствовал Ефим невиновному коту, вгрызаясь в пирожок».

Закончив с первым блюдом нынешнего вечера, он аккуратно наклонил бутылку лапами, налив молока в перевёрнутую крышку.

«Эх, хорошо пошло!»

Закончив с первой порцией белого напитка, Ефим сыто облизнулся на всю морду и повторил процедуру, заранее наедаясь впрок.

— Васька! Вот где, паршивец, — донеслось до слуха лакающего кота, ставшего причиной бед другого хвостатого питомца, с мявом и рёвом соскочившего с окна, недавно давшего пропуск вору в дом.

«Эй, мурзилка блохастая, ту куда несёшься? — облизнув крышку, ефим приготовился с боем встречать горящего праведным гневом полосатого Ваську. — Обойдёмся без прелюдий».