Карета стояла у самого подъезда, так что все: и общество, и публика, и Павел Александрович с фамилией) — могли видеть с лестницы, какая это карета и каков должен быть ее владелец. Человечек на пружинах кинулся перед ним, отворил дверцы — и, усадив его в карету, закричал кучеру: «Пошел». Карета загремела, покатилась и исчезла с изумленных глаз пораженного общества. Залетаев, очутившись на мягких подушках, заплакал, зарыдал от полноты счастия, а человечек между тем долго-долго бежал за его каретою, пока не потерял ее вовсе из вида… Проехав минут пять по Невскому, он дернул шнурок, и карета остановилась.
— Ты куда едешь, кучер? — спросил Залетаев.
— Домой-с, а то куда же еще?
— То-то, что вовсе не домой, — возразил Залетаев. — Ты меня вези по Невскому к Полицейскому мосту, а потом уж и доложи!
— У Полицейского моста?
— Я тебе говорю, братец, что не у Полицейского, а не доезжая Полицейского, у трактира: тут тебе налево будет трактир, так ты и остановись у самого подъезда. Слышь?
— Конечно!
— Ну, так ступай же себе с богом, да не спеши как на пожар, а когда приедешь — доложи.
Карета снова двинулась мелкою рысью и через несколько минут остановилась.
— Что там? — спросил Залетаев.
— Приехали-с.
— Куда ж мы это приехали?
— Куда приказали-с, известно: к трактиру у Полицейского моста.
— Да ведь я тебе, братец, сказывал, что не у Полицейского моста, а не доезжая Полицейского! Вот ты какой человек, братец, нерасторопный!
— Да оно так и выходит, что не доезжая Полицейского моста — так оно, сударь, и есть!
— Почему ж ты не доложил обстоятельно, как следует?
Кучер, ничего не отвечая, слез с козел, отворил дверцы и стоял в ожидании высадки своего пассажира.
— Ну, ты меня, братец, не торопи, — говорил Залетаев, медленно вылезая из кареты. — Ты делай, что тебе велят… Послушай!
— Что-с?
— Сколько тебе лет?