— Которые он потерял?
— Да-с, он потерял, да и заявил куда следует; а не заяви он, так и пропали бы его денежки.
Филипп Самойлович хотел еще сказать что-то моральное и строжайшее; но, подумав, ничего не сказал, а только улыбнулся и, приложив руку к шляпе, ушел.
Клеопатра Артемьевна, припомнив в себе нечто из письма, недавно ею читанного, кинулась в комнату, где лежал больной жилец.
— Ананий Демьянович! Радуйтесь и выздоравливайте, Ананий Демьянович! Идите в контору и получите свои деньги: они вовсе не пропали. Сию минуту сам Филипп Самойлович был и все рассказал.
— А? Что такое? Какие деньги? — раздался глухой голос из-под одеяла.
— Ваши деньги, которые вы потеряли: они нашлись.
— Нашлись!
Медленно поднялась на своем диване изможденная фигура Анания Демьяновича. Он был желт и оброс бородой. Впалые глаза его тускло глядели в лицо Клеопатры Артемьевне.
— Нашлись? — спросил он.
— Ну да; выздоравливайте скорее!
Глаза его загорелись на минуту и вдруг потухли.
— Отдайте ей… ей… на
— Что? Кому это
— И самовар ей… на
— Ей! Ах, создатель! Да разве вы не понимаете, не слышите? Вы поймите же, выслушайте же меня хорошенько…
Ананий Демьянович ничего не слыхал.
— Слушайте же… Да что же это с вами опять?
Клеопатра Артемьевна приложила руку свою к голове Анания Демьяновича, потом стала всматриваться в застывавшие черты лица и в тускневшие глаза его.
— Ах, боже мой, создатель! Да, никак, он совсем… умер! — воскликнула она в отчаянии. — Так и есть… умер, умер, сердечный!