Комната с привидениями

— Нет! Нет! Нет! — ответил Ученый.

— Мистер Редлоу, милый! Умоляю вас! Джордж что-то говорил во сне про какого-то человека, которого вы там видели. Он боится, что этот человек покончит с собой.

— Пусть лучше покончит с собой, чем приблизится ко мне!

— Джордж в бреду говорил, что вы знаете этого человека, что он когда-то был вам другом, только очень давно; он разорился; и он отец того студента (быть беде, чует мое сердце!), того молодого джентльмена, который был болен. Что же делать? Где его отыскать? Как его спасти? Мистер Редлоу, ради бога, посоветуйте! Помогите, умоляю вас!

Редлоу слушал, все время удерживая мальчика, который как безумный рвался к двери.

— Призраки! Духи, карающие за нечестивые мысли! — воскликнул Редлоу, в смертной тоске озираясь по сторонам. — Услышьте меня! Я знаю, во мраке моей души мерцает искра раскаяния, дайте же ей разгореться, чтобы я увидел, как велико мое несчастье. Долгие годы я объяснял ученикам, что в материальном мире нет ничего лишнего; ни единый шаг, ни единый атом в этом чудесном здании не пропадает незамеченным, но, исчезнув, оставляет пробел в необъятной Вселенной. Теперь я знаю, что таков же закон человеческих воспоминаний о добре и зле, о радости и скорби. Сжальтесь же надо мной! Снимите с меня заклятие!

Никакого ответа, лишь голос Милли повторяет:

— Помогите, помогите мне, откройте! — да мальчик рвется у него из рук.

— Тень моя! Дух, посещавший меня в самые тяжкие, самые беспросветные часы! — в отчаянии вскричал Редлоу. — Вернись и терзай меня днем и ночью, но только возьми обратно свой дар! А если он должен остаться при мне, лиши меня страшной власти наделять им других. Уничтожь зло, содеянное мной. Пусть я останусь во мраке, но верни свет тем, у кого я его отнял. Я ведь с первой минуты щадил эту женщину, и отныне я не выйду отсюда. Я умру здесь, и некому будет протянуть мне руку помощи: ни души не будет со мной, кроме этого дикаря, которому неопасна моя близость, — так услышь же меня!

И опять не было никакого ответа, только мальчик по-прежнему рвался из рук Редлоу да за дверью все громче, все отчаяннее звала Милли:

— Помогите! Откройте мне! Когда-то он был вам другом. Как найти его, как его спасти? Все так переменились, мне больше не у кого искать помощи, умоляю вас, умоляю, откройте!

Глава 3. Дар возвращен

Темная ночь все еще стояла над миром. На равнинах, с горных вершин, с палубы кораблей, затерявшихся в морском просторе, можно было далеко на горизонте различить бледную полоску, которая обещала, что когда-нибудь настанет рассвет, но обещание это было еще далеким и смутным, и луна с трудом пробивалась сквозь ночные облака.

И подобно тому как ночные облака, проносившиеся между небом и землей, закрывали луну и окутывали землю мраком, все сгущаясь и нагоняя друг друга, проносились тени в мозгу Редлоу, помрачая его разум. Как тени ночных облаков, капризны и неверны были сменяющие друг друга мгновенные озарения и минуты забытья, и как ночные облака все снова заслоняли пробившийся на мгновение лунный свет, так и в его сознании после краткой случайной вспышки тьма становилась еще непрогляднее.

Глубокая, торжественная тишина стояла над громадой старинного здания, и его стены, углы, башенки то таинственно чернели среди снегов, то исчезали, сливаясь с окружающей тьмой, смотря по тому, показывалась или вновь скрывалась за тучами луна. А в комнате ученого, в слабом свете угасавшей лампы, все было смутным и сумрачным: после того как голос за дверью умолк и стук прекратился, тут воцарилось гробовое молчание — лишь изредка в камине, среди седеющей золы, слышался едва различимый звук, словно последний вздох умирающего огня. Перед камином на полу крепким сном спал мальчик. Ученый неподвижно сидел в кресле: с той минуты, как умолк зов за дверью, он не шевельнулся, точно обращенный в камень.

И вот снова зазвучали рождественские напевы, которые он уже слышал раньше. Сначала он слушал так же равнодушно, как тогда на кладбище, но мелодия все звучала: тихая, нежная, задумчивая, она плыла в ночном воздухе, и вскоре ученый поднялся и простер к ней руки, точно это приближался друг — кто-то, кого он мог наконец обнять, не причинив зла. Лицо его стало не таким напряженным и недоумевающим, легкая дрожь прошла по телу, и вот слезы выступили на глазах. Он низко опустил голову и закрыл лицо руками.

Память о скорби, обидах и страданиях не возвратилась к нему: он знал, что ее уже не вернуть, ни секунды не верил и не надеялся, что она вновь оживет, — но что-то беззвучно затрепетало в глубине его существа, и теперь он снова мог взволноваться тем, что таила в себе далекая музыка. Пусть она лишь скорбно говорила ему о том, какое бесценное сокровище он утратил, и за это он горячо возблагодарил Небеса.

Последняя нота замерла в воздухе, и Редлоу поднял голову, прислушиваясь к еле уловимым отзвукам. Напротив него, так близко, что их разделяло только скорчившееся на полу тело спящего мальчика, стоял призрак, недвижный и безмолвный, и смотрел на него в упор.

Как и прежде, он был ужасен, но не столь беспощадно грозен и суров — так показалось ученому, и робкая надежда пробудилась в нем, когда, дрожа, смотрел в лицо духа. На этот раз дух явился не один: призрачная рука его держала другую руку.

И чью же? Кто стоял рядом с призраком: была ли то сама Милли или только ее тень и подобие? Как всегда, она тихо склонила голову и, казалось, с жалостью посмотрела на спящего ребенка. Сияние озаряло ее лицо, но призрак, стоя с ней рядом, оставался по-прежнему темным, лишенным красок.