— Вы тоненькій, худой, блѣдный, волоса у васъ бѣлокурые, тонкіе, мягкіе, глаза голубые…
— А вѣдь и вправду такъ! — перебилъ онъ мое описаніе. — Какъ это вы все отгадали?
— Такъ, по голосу… И еще потому, что вы все мечтаете. И мечты у васъ такія… нѣжныя, мягкія, какъ… ваши волосы…
— Ахъ… ты! Вотъ такъ штука! Не видитъ человѣка, а знаетъ какой онъ… А, можетъ быть, вы видѣли меня?
— Нѣтъ, не видѣлъ. Вѣдь вы мнѣ не говорили, когда васъ на прогулку водятъ.
— Да, въ разное время все водятъ… А вы вотъ что: какъ услышите, что я «вставай поднимайся»… запѣлъ, — ну, значитъ меня на прогулку повели. Тогда и смотрите! Будете смотрѣть?
Ему, очевидно, очень хотѣлось, чтобы я «посмотрѣлъ его». Въ тюрьмѣ и это доставляетъ утѣшеніе. Ходитъ человѣкъ и утѣшается тѣмъ, что на него смотрятъ, имъ интересуются; онъ уже до нѣкоторой степени не одинъ.
— Непремѣнно буду смотрѣть, — обѣщалъ я.
— Я въ казенной шубѣ буду. Видѣли — висятъ тамъ внизу, въ корридорѣ?
— Видѣлъ, видѣлъ. Но я и такъ узнаю васъ.
— Да, правда. Ахъ, ты!.. Вотъ диво-то!
— Вы лучше разскажите, какъ вы за сыщикомъ слѣдили?
— Ахъ, да!.. я и забылъ… Ну, вотъ, куда онъ, туда и я… И какъ только онъ остановится, начнетъ «нюхать», такъ я сейчасъ два пальца въ ротъ и свистокъ, какъ будто полицейскій, подаю. Онъ даже вздрогнетъ весь, да ко мнѣ: «Ты что тутъ, чертенокъ!..» А я, какъ будто испугался: «я ничего, дяденька!.. я такъ»… — А свистокъ зачѣмъ подаешь? — Это онъ спрашиваетъ. — «Это я, дяденька, вонъ… голуби полетѣли»… — Какіе голуби, никакихъ голубей нѣтъ! Что ты врешь?»… — «Они, дяденька, вонъ за ту трубу сѣли». — А вовсе никакихъ голубей и не было, это я такъ, выдумалъ.
— А свистокъ то вы зачѣмъ подавали? — Спрашиваю я.
— Свистокъ то? А такъ надо… Они не любятъ это. Засвистишь, онъ разозлится и къ тебѣ, и ужъ не видитъ ничего… И ежели онъ въ это время унюхалъ, такъ пока съ тобой возится, все и уплыветъ. Это меня Алешка Треухій такъ научилъ: «Ты, коли увидѣлъ, что онъ по горячему слѣду нюхаетъ, надъ самымъ ухомъ ему свисти… А ежели придерется, скандалъ ему сдѣлай. Онъ тебѣ ничего не можетъ сдѣлать… А пока съ тобой скандалитъ, слѣдъ то и простынетъ»,
— Ну, и что же дальше было съ этимъ сыщикомъ?
— «Я тебѣ, говоритъ, такихъ голубей дамъ, что ты до новыхъ вѣниковъ не забудешь! Въ участокъ, говоритъ, отведу мерзавца. Пошелъ отсюда прочь и не смѣй мнѣ больше на глаза попадаться!» А я будто заплакалъ и говорю: «куда же я пойду, дяденька, я тутъ живу»… — Ну, и оставайся, говоритъ, тутъ!.. И побѣжалъ опять нюхать. Я за нимъ… Онъ на Николаевскую, и я на Николаевскую, онъ на Разъѣзжую и я на Разъѣзжую; онъ на Сѣнной, и я за нимъ… Тутъ онъ опять унюхалъ… Какъ разъ противъ одной пивной остановился и подошелъ къ городовому. А въ пивной то, я вижу, у окошка нашъ Савка Гулящій сидитъ… Только онъ это съ городовымъ то заговорилъ, на пивную глазами показываетъ, а я подошелъ сзади, да какъ свистну прямо ему въ ухо. Какъ онъ подскочитъ, да за мной: «Ты опять тутъ, мерзавецъ!» Я отъ него, къ магазинамъ, по между народомъ, а самъ на пивную все смотрю. А Савка уже смекнулъ, вышелъ и, какъ будто гуляючи, за уголъ и ушелъ… Тутъ они меня поймали. Приказчики, с…..и,
помогли, а то бы ушелъ.
— И что же они съ тобой сдѣлали?
— Въ участокъ отправили. Сутки просидѣлъ. Это чтобы не мѣшалъ. А только это ни къ чему. Мы на этотъ случай по двое ходимъ. Одинъ подъ ногами вертится, ходу не даетъ, а другой на отдалькахъ. Со мной тогда Сережка Мамкинъ былъ. Онъ теперь здѣсь же сидитъ; у насъ съ нимъ одно «дѣло».
ebooksa