— Онъ по воровской части. Ну, только онъ особенный воръ.
— Чѣмъ же онъ особенный?
— А онъ говоритъ: воры — это исконные революціонеры, потому — ни правительства, ни собственности не признаютъ. И ежели умный человѣкъ, то онъ не долженъ стыдиться своего (воровского) ремесла, а долженъ гордиться имъ… онъ не для себя только воруетъ или, тамъ, экспропріируетъ, а для всѣхъ…
— Какъ это для всѣхъ?
— А такъ, это, будто, видимость только, что для себя. Вродѣ, вотъ, какъ въ деревнѣ: мужикъ волка или медвѣдя убилъ, шкуру продалъ, и деньги себѣ въ карманъ положилъ. По видимости оно выходитъ, какъ будто, для себя убилъ, а оно, между прочимъ, всю деревню отъ волка или медвѣдя ослобонилъ. Такъ, будто, и тутъ тоже самое. Воруетъ человѣкъ или экспропріируетъ, деньги себѣ беретъ, а оно выходитъ, что капиталъ, будто, этимъ изничтожаетъ и всѣхъ людей освобождаетъ изъ… изъ… какъ его?
— Изъ подъ гнета капитализма что ли?
— Да… вотъ отъ всего этого… тюремъ, чтобы не было, чтобы не одни богатые, а чтобы всѣмъ хорошо было.
— А вы какъ думаете: можетъ это быть?
— Можетъ, ежели, значитъ, всѣ…
— Что всѣ?
— Экспропріировать будутъ и…
— И воровать?
— Д — да… всячески, значитъ изничтожать капиталъ.
— А когда изничтожатъ?
— Тогда, значитъ, на волѣ всякій своимъ дѣломъ займется… и будутъ жить хорошо, по божески…
И онъ съ облегченіемъ вздохнулъ, радуясь, очевидно, завершенію программы освободительнаго изничтоженія капитала.
Мнѣ признаться очень хотѣлось оставить его въ этомъ пріятномъ заблужденіи.
— Вѣдь онъ жизнью платится за эту мечту! — промелькнуло у меня въ умѣ.
Но привычка доводить разговоръ до логическаго конца взяла верхъ надъ человѣколюбіемъ, и я спросилъ:
— А какимъ своимъ дѣломъ каждый займется?
ebooksa