Современные старцы Горы Афон

22
18
20
22
24
26
28
30

По заведенному обычаю, он каждый вечер говорил с отцом Григорием о духовных надобностях. Однажды вечером постучал в дверь, и Старец попросил его подождать. Уставший отец Иоаким прислонился к двери головой и стал ждать. Старец же не то забыл о нем, не то испытывал его, лег отдохнуть. Встав в полночь к заутрене, отец Григорий обнаружил отца Иоакима, ждущего все еще у его двери.

«Почему ты здесь в такой час?» — спросил он.

«Когда я вчера постучал в дверь, ты велел мне подождать».

Старец поведал нам позже эту историю с изумлением. А мы возблагодарили Бога за то, что он послал нам такого человека в нашу общину.

В другом случае мы закончили вечернюю трапезу и шли к своим кельям. На виду у всех Старец подозвал отца Иоакима: «Приготовь фонарь, мешок и посох. Я хочу, чтобы ты отправился в Лавру. Тебе нужно быть там утром, когда они откроются. Ты должен кое-что там сделать и вернуться сюда завтра в полдень».

«Благослови, отче,» — сказал он и стал готовиться к своей вечерней дороге.

Лавра от скита Праведной Анны находится примерно в четырех часах пути. Но из-за того, что отец Иоаким двигался очень медленно, выйти ему нужно было еще с вечера. Он был очень уставшим, он собрал все свое мужество для выполнения послушания. Преклонил колени, а затем пошел. Он прошел уже некоторое расстояние, когда Старец, проверивший еще раз его, послал другого из братии догнать его, вернуть обратно, а самому выполнить это послушание.

Послушание отца Иоакима раскрывает всю его личность Каждый день он смирял себя во всем — от серьезного до мелочей, и стремился вдохновить на это и нас Тому примером следующий случай.

На берегу моря, рядом с нашим скитом жил старый рыбак по имени Иоанн. Родом он был из Мутилены, носил монашескую скуфью, у него были длинные волосы и борода. Ему было за шестьдесят, он был хромой. Дядя Иоанн прислуживал отцам.

Однажды он принес нам рыбы. Старец поблагодарил его и велел» чтобы кто-нибудь почистил эту рыбу за пределами каливы, так чтобы чешуей не забило сточную трубу. Так как я был самым младшим, я немедленно вызвался. Но я не подумал о морозе, который был настолько силен, что все замерзло, и из крана лишь еле капало. Руки мои тотчас же замерзли, их сильно ломило. И поэтому чистить рыбу дальше я решил уже в самой каливе.

Отец Иоаким, увидев меня, подошел, вопрошая: «Малыш, ты почему вошел внутрь?» — «Отец, я не мог вытерпеть мороза и ледяной воды». — «Но ведь Старец велел, чтобы рыбу почистили не в каливе. А его благоповеления надлежит исполнять точно и без всякого самооправдания».

Отец Стефан, который охотно и неустанно служил нам всегда, слышал этот разговор. Не теряя времени, он подошел, взял тазик с рыбой и умело, и даже как-то весело, всю ее почистил, не обращая внимания на мороз. Я живо вижу и сейчас стойкость и любовь его души Руки его окоченели. Я смотрел на него, застыв, не в силах произнести ни слова при виде такого самоотречения.

«Монах должен умирать много раз в день, когда этого требует послушание, — сказал мне тогда отец Иоаким. — Сейчас, у тебя нет благодати, ее получил отец Стефан».

Его богообщение

Каждый день молился отец Иоаким не переставая. Работал или отдыхал, он мог вести непрерывную беседу с Богом. Обычно он кротко повторял нам: «Если у монаха отнять молитву, у него будет отнято право считать себя истинным чадом Божиим».

Он приходил к нам часто и по-отечески спрашивал, сотворили ли мы молитву ко Господу, прочитали ли мы акафист Пресвятой Богородице.

Я редко видел, чтобы он разговаривал, он говорил только тогда, когда это было необходимо, но всегда видел я его погруженным в молитву. Чтобы найти место поспокойнее, он уходил обычно в лесок позади нашей каливы. Там воздевал руки свои к небу и на многие часы погружался в таинственное общение с Господом Иисусом. Когда мы спрашивали, где он был, он отвечал, бывало:» В саду Гефсиманском — вот где я был».

Молитва доставляла ему такое наслаждение, что он считал и еду, и даже отдых необязательными. Было, Старец благословил его в течение года не заходить ночью в собственную келию. Отец Иоаким оставался ночами стоять в центре церкви нашей каливы. Братия говорили, что в сердце его ясно ощущалось тогда благословение Божие. Много раз приходилось слышать им его стенания, но временами — ликующие песнопения. И когда видели его на заутрене, он бывал всегда свежим и бодрым, будто хорошо выспался.

Душа его жаждала многого, но плоть его не поспевала за ней. Он продолжал слабеть. За тот год, что провел он во всенощных бдениях, стоя ночи напролет, ноги его покрылись язвами из-за плохого кровообращения. И Старец запретил ему эти всенощные бдения.

Тогда мужественный воин Христов начал другую брань. Он просиживал целые ночи в углу своей кельи, Завернувшись в шерстяную шаль и накрывшись толстым одеялом. Подушкой он не пользовался. Только вытягивал ноги, чтобы не сильно мучили язвы. И так молился всю ночь. Даже когда закрывал глаза, забываясь кратким сном, уста его продолжали шептать молитву: «Господи Иисусе Христе Сыне Божий, помилуй мя грешнаго». Мы всегда, в любое время слышали эту молитву, доносящуюся из его кельи. Бесчисленное множество раз, когда мне доводилось просыпаться ночью, я слышал молитву Иисусову или акафист Пресвятой Богородице, наполненные чувством, доносившиеся из соседней кельи, где он сидя проводил время за всенощным бдением, подобный ангелу на земле.