Много лет назад в тихом месяце октябре отправился я на Святую Гору. Через несколько дней прибыл в незабвенный скит Праведной Анны — в место своего собственного духовного рождения. В его священной атмосфере можно встретить святых монахов, которые под покровительством матери Божией Матери хранят горящую лампаду православного аскетизма.
«Смотри, вон старец Антоний, — сказал мне как-то мой друг- Иеромонах. — Вон он внизу, оливки собирает. Ему девяносто лет. Воспользуйся возможностью поговорить — он многое помнит о старых отцах»
Именно этого мне и нужно было, и я сразу же направился к нему. Он был высок и слаб здоровьем. Одеяние потертое, а зрение слабое из-за преклонного возраста. Но он был радостным, как малое дитя.
«Помните ли Вы что-нибудь об отце Савве?»
«Отец Савва! Как же мне не помнить святого Отца? Я обыкновенно исповедывался у него»,
«Значит, Вы можете рассказать мне-»
«Конечно, я расскажу кое-то, что произведет на Вас впечатление! На этот язык, что с Вами говорит, это произвело большое впечатление».
Что же это могло быть? — заинтересовался я. Как это на язык можно произвести впечатление? И отец Антоний разрешил загадку.
«Я был молодым монахом и тогда не забыл еще дурные мирские привычки. К тому же, по характеру я был немного вспыльчив И вот, однажды в саду каливы поспорил я с братом. Это было искушение. Он сказал мне что-то довольно резкое, и я потерял над собою контроль. Открыл рот и, не подумавши, ответил ему…»
Притихший и смущенный, как маленький ребенок, старец Антоний признался, что сказал тогда дурные слова.
«Немного позднее я взбирался на кручу к Малому скиту Праведной Анны. Мой Старец послал меня к отцу Савве на исповедь. Духовный отец, увидев меня, сразу почувствовал мое внутреннее волнение.
«Отче, я пришел покаяться в великом грехе».
«Тебе следует в нем покаяться. Хорошо, что ты знаешь это. Но не торопись. Сядь, отведай хлеба», «Иларион, — позвал он своего послушника, — принеси угощение!»
Он спросил меня о моем Старце, о том, как мы работаем, о нашей каливе. Он хотел прежде, чем выслушать исповедь, рассеять мою тревогу. Было необходимо, чтобы таинство совершилось в покойной атмосфере.
Когда я успокоился, мы пошли в комнатку, где он принимал исповеди. Комнатка была маленькая, крошечная, как склеп. Там я открыл свой великий грех. Я помню, он сказал тогда мудрые отеческие слова. Он разогнал в душе моей темные тучи.
Под конец, улыбаясь, сказал мне: «На твой язык, чадо мое, нужно наложить небольшую епитимью». — «Да, святый Старче».
«Вот, когда вернешься в скит Праведной Анны, поди в кириакон. Высунь язык и волочи его по полу от порога до иконы Спасителя и проси Его простить тебя. Согласен?» — «Согласен». Тогда это наказание не показалось мне очень серьезным.
Через несколько часов я снова был в каливе отца Саввы. «Отче, — сказал я ему, — посмотри, каким стал мой язык после исполнения епитимьи, которую ты мне дал. Он весь ободранный, распухший, красный, как чаруши (разновидность крестьянской обуви)».
Я показал ему свой язык, а он слегка улыбнулся: «Ну, чадо мое, такой язык — это как раз то, что тебе нужно».
И с того времени и до сего дня не бывало случая, чтобы у меня изо рта снова вылетели такие грубые слова.