Громобой

- Не тяни, - потребовала она. - Хельга где? Мне с ней кое-что обговорить надо.

- Со мной говори.

- С тобой не о чем. Не поймешь.

- А с чего ты, девушка, так осмелела вдруг? Думаешь, мужу башку проломила, так теперь все можно, что ли?

Получается, Никите тогда как следует досталось. Ну, тем лучше. Больше уважать будут. Пусть опасаются.

- Еще раз: где Хельга? - Салли понимала, что происходит что-то непонятное, но решила держаться до конца, даже с намеком чуть приподняла дубину.

- Да здесь твоя Хельга, - рассмеялась Миленка. - В окно выгляни.

Стараясь держать наглую девку в поле зрения Салли подошла к окну. Ну, ничего там нет. Березовая рощица, небольшая полянка на задах правления, вдаль к реке уходит улица. Она повернулась и недоуменно оглядела Миленку.

- Не поняла?! - засмеялась та. - На березки глянь, вон там, поверху…

Над березами с противными воплями носилась стая ворон. К горлу подступила тошнота. В принципе, она уже догадалась, что произошло, но до последнего не хотела верить. И на верхушки берез смотреть не хотела. Господи, да ее сейчас вырвет!

- Вот-вот, там она. Правда не вся. Хочешь к ней? Могу устроить, ты ж говоришь, не боишься. И палку свою брось. А то ненароком грех может случиться.

И Миленка достала из ящика “громобой”, рассмеялась, почему-то икнув. Салли побледнела, нашла силы спросить:

- Расскажешь, что тут случилось? Почему Хельгу… -   она замялась. - Почему с Хельгой такое?

- Так хватит, натерпелись, - с удовольствием начала Миленка.

Все началось с того, что пересох Вяткин пруд. Сначала ослабел поток у запруды, крутивший колесо мельницы, а потом вода и вовсе перестала течь. Обнажилось дно пруда с мелкими рыбешками, бившими хвостами, да раками, которые удивленно то заползали в тину, то вылезали опять на потрескавшееся дно. Источник, исправно снабжавший пруд, ни с того, ни с сего, пересох и воду больше не давал.

Колесо встало, мельница не работала, и как на грех именно в этом году урожай жита был такой, что не поспевали убирать. А теперь еще и муку не могли молоть. Сначала Хельга приказала мужикам забираться в мельничное колесо и крутить его ногами, ворочая тяжеленные жернова. После часа такой работы человек падал, обессиленный, приходилось одного за другим мужиков заменять, потом и баб послали, но от тех проку было мало - слабосильные оказались, хоть некоторые из них и мужей поколачивали, да вот только скалкой бить - не жернова крутить.

И репа в этом году не уродилась, вялая была, квелая, с червоточинами, на вкус горькая. А ведь какая  раньше сладкая была!

Потом мор напал на курей и другую птицу. Только что ходила курочка, клевала зернышки, несла яички, и вдруг падала посреди двора, подняв к небу скрюченные лапки и закатывая белые глазенки. А за ней другая, третья…

И дети все, как один, по ночам стали мочиться в постель. Ничего не помогало: ни побои, ни увещевания, ни горох в углу, ни травяные отвары - каждую ночь хоть выжимай. Уж перестали им пить давать, так они ходили от жажды белые, а один хрен ссались. Стали класть детей на пол, так они и пол заливали, сердешные.

Деревня зароптала. Сначала выборные от мужиков пришли к правлению, ломая шапки, кликнули Миленку, чтобы позвала Хельгу. Староста вышла на крыльцо, ухмыльнулась, оглядев делегацию.